Белорусский журнал международного права и международных отношений 2002 — № 3

---

международное право — вопросы теории

ЗАЩИТА ЗАКОННЫХ ОЖИДАНИЙ И ПРЯМОЕ ПРИМЕНЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА

Алексей Барбук

Барбук Алексей Владимирович — аспирант кафедры международного права факультета международных отношений Белорусского государственного университета

Введение

Во многих национальных правовых системах, практике Европейского суда справедливости, международном коммерческом арбитраже, касающемся инвестиционных споров¹, активно используется институт защиты законных ожиданий (protection of legitimate/reasonable expectations/perceptions). Традиционно концепция защиты законных ожиданий не обсуждается, когда рассматривается проблема соотношения международного и внутригосударственного права. Однако представляется, что данный институт может оказать большое влияние на академический спор между монистами и дуалистами, равно как и иметь практическое значение при непосредственном применении международного права в национальной правовой системе². Анализ данного правового института может способствовать совершенствованию в Республике Беларусь механизма имплементации международного права.

Хотя международное и внутригосударственное право формируются по-разному и имеют различные источники, обе эти системы права создают определенные ожидания в нашем сознании. Люди, анализируя правовые предписания и их аутентичные толкования, получают некое представление о законном и противозаконном поведении. В соответствии с данным представлением, они организуют свою жизнь и имеют так называемые "законные" ожидания, что, следуя правовым предписаниям они не будут наказаны, а государство будет последовательно и добросовестно выполнять принятые на себя обязательства. Согласно классической доктрине, индивид не является субъектом международного права, однако он ожидает, что государство обеспечит ему минимум правовой защиты, требуемый международным правом. Английский профессор М. Шоу справедливо заметил: "Человек ищет порядок, благосостояние и справедливость не только в государстве, в котором он живет, но и в международной системе, в которой он живет"³. Более того, индивид может планировать свою деятельность, исходя из ожидания, что государство будет добросовестно выполнять свои международные обязательства, даже если эти обязательства и не создают правоотношения, непосредственным участником которых является данный индивид. Концепция защиты законных ожиданий охватывает более широкую сферу, нежели концепция защиты субъективных прав. Поскольку государства являются юридическими, а не физическими лицами, межгосударственные обязательства на самом деле создают ожидания не в умах государств (они не имеют сознания), а в умах заинтересованных индивидов. Не только политические лидеры и государственные служащие, но и обыкновенные люди могут проявлять заинтересованность в выполнении государством его международных обязательств. Влияние международного публичного права на поведение частных лиц особенно очевидно в области экономических отношений. Заключение тех или иных межгосударственных экономических соглашений может сильно изменить существующие экономические прогнозы и активизировать инвестиционную и биржевую деятельность. Даже вопросы войны и мира, традиционно считающиеся областью исключительно межгосударственных отношений, имеют большое значение для частных лиц. В качестве примера можно упомянуть дело Банкович, в котором родственники работников Белградской телестудии, погибших во время военной операции НАТО против Союзной Республики Югославии, пытались привлечь к ответственности европейские государства — члены НАТО в Европейском суде по правам человека⁴.

Определение законных ожиданий

По мнению лорда М. Стюарта, "законные ожидания возникают в ситуациях, общей чертой которых является то, что истец ссылается не на право в строгом смысле, а на факт, который создал у него ожидания, что он получит право, следуя определенной линии поведения, но привел к разочарованию"⁵.

Английский адвокат Т. Лэнг, ссылаясь на практику Европейского суда справедливости, отмечает, что законные ожидания возникают в следующих случаях:

"— как результат точного и определенного заверения, данного публичными властями в индивидуальном деле;

— как результат ясного указания в регламенте либо иной общей меры;

— как результат заблуждения, созданного действием органа власти или учреждения;

— как результат разумного ожидания, созданного действием Сообщества в конкретной ситуации, особенно если ожидание является избирательным, то есть дающим понимание, что лишь определенные группы будут пользоваться выгодами"⁶.

Как представляется, наиболее ясное и детальное определение предлагает австралийский ученый П. Тэйт, подчеркнувший, что

"для того чтобы ожидание являлось "законным" в требуемом смысле, должны существовать позитивные основания, достаточные для признания его объективно оправданным… Наш анализ дел устанавливает четыре основных источника, которые суды признают как способные создавать законные или разумные ожидания: 1) регулярный тип поведения, который не был изменен принятием новой политической линии; 2) явно выраженные либо подразумеваемые заверения, определенно сделанные от имени государственного органа, ответственного за принятие решения, в пределах его компетенции; 3) возможные последствия нарушения ожиданий, в особенности, когда такие последствия включают экономические потери или ущерб репутации, возникающие из-за расстройства оправданного расчета, основанного на значительной продолжительности использования какой-либо выгоды, или из-за несообщения, что возобновление использования выгоды не может ожидаться; и 4) соответствие требованиям законодательства"⁷.

На наш взгляд, определение П. Тэйта может быть использовано в случае рецепции института защиты законных ожиданий в белорусскую правовую систему.

Процессуальная или материальная защита справедливости?

Изначально концепция защиты законных ожиданий стала применяться в Великобритании и Британском Содружестве в административной юстиции как институт естественного права. В соответствии с ней государственные служащие должны выполнять свои обязанности и использовать дискреционные полномочия добросовестно и в соответствии с принципом процессуальной справедливости. В частности, они должны предоставить лицу, имеющему законные ожидания, право изложить суть дела и делать заявления. В свою очередь, госслужащие до принятия окончательного решения должны добросовестно рассмотреть данные заявления и сделать необходимые рекомендации, исходя из существующего материального права⁸. Так, судья Верховного суда Австралии Мэйсон в деле Kioa v West сказал:

"Сегодня право развилось до той степени, когда можно признать, что существует обязанность по общему праву действовать справедливо, то есть в соответствии с принципом процессуальной справедливости, при принятии административных решений, которые могут затрагивать права, интересы и законные ожидания, если только очевидно не существует противоположного намерения законодателя"⁹.

А судья Макхаг, рассматривая вопрос о возможности применения Конвенции о правах ребенка в том же суде, заявил в деле Minister of State for Immigration and Ethnic Affairs v Teoh (1995):

"Законное ожидание может дать основание для выполнения требования о процессуальной справедливости, но оно не дает материальной защиты для какого бы то ни было права, выгоды или привилегии. Так, даже если ответчик и имел законные ожидания в отношении Конвенции, представитель (министра по вопросам иммиграции. — А. Б.) не был обязан применять Конвенцию"¹⁰.

Данный подход, ограничивающий защиту законных ожиданий принципом процессуальной справедливости, был, как представляется, справедливо подвергнут критике судьей Седли в деле R v Ministry of Agriculture, Fisheries and Foods, ex p. Hamble (Offshore) Fisheries Limited, который заявил:

"… настоящим вопросом является вопрос о справедливости в публичной администрации. Трудно понять, почему менее справедливо разрушать законные ожидания о том, что нечто будет или не будет сделано правоприменительным органом, нежели разрушать законное ожидание того, что заявитель будет выслушан прежде, чем правоприменительный орган примет решение предпринимать или не предпринимать какую-либо меру. Данная доктрина не несет риска, что деятельность государственного органа по выполнению его общественных обязанностей будет скована, поскольку ни один индивид не может законно ожидать, что выполнение общественных обязанностей будет остановлено или затруднено из-за его особенной ситуации"¹¹.

В отличие от судов Британского Содружества, Европейский суд справедливости не ограничивается лишь процессуальной защитой законных ожиданий. В соответствии со статьей 288(2) Договора о ЕС¹², Европейское сообщество предоставляет индивидам компенсацию за ущерб вследствие нарушения принципа защиты законных ожиданий. В решении Суда первой инстанции по делу Opel Austria GmbH v Council of the European Union было определено, что

"… принцип доброй совести является в международном праве следствием принципа защиты законных ожиданий, которые, в соответствии с судебной практикой, формируют часть правового порядка Сообщества… Любой экономический оператор, которому учреждение дало оправданные надежды, может полагаться на принцип защиты законных ожиданий…"¹³.

Деление защиты справедливости на разновидности (процессуальная или материальная) не должно ограничивать объем защиты индивида по данному признаку. Когда нарушено законное ожидание, потерпевшему не важно, нарушена материальная или процессуальная сторона справедливости. Ему важно восстановление справедливости во всей ее полноте. Очевидно, что полная защита законных ожиданий не может ущемлять деятельность государственных органов, если она не используется как самостоятельное основание для отмены государственных постановлений. Если законодатель должным образом изъясняет свое намерение, то у разумного и законопослушного гражданина не должно возникнуть ложных ожиданий. Если же используемая юридическая техника несовершенна, то законодатель должен представить аутентичное толкование спорных положений. Но такое толкование не должно создавать негативных последствий для третьих лиц, вследствие нарушения их разумных и законных ожиданий. В случае, когда избежать подобных негативных последствий при толковании не удается, государству следует возместить причиненный ущерб.

Законные ожидания или субъективные права?

Принцип защиты законных ожиданий — продукт школы естественного права. Он схож с принципом эстоппеля в английском праве, принципом nemo contra factum proprium (власть не может отказываться от собственных обещаний), а также принципом patere legem quam ipse fecisti (власть обязана уважать свои же законы)¹⁴. Концепция защиты законных ожиданий противостоит концепции защиты субъективных прав. Концепция защиты субъективных прав имеет теоретическую основу в юриспруденции интересов (Interessenjurisprudenz) Иеринга. Как известно, Р. Иеринг определил субъективное право как юридически защищенный интерес. Каждая норма создается, чтобы защитить определенный интерес. Правом на иск при нарушении нормы может обладать только то лицо, чей интерес непосредственно защищает данная норма, т. е. лицо, имеющее субъективное право¹⁵. Так, противозаконная конфискация имущества должностными лицами может иметь негативный психологический эффект для многих членов общества, однако лишь у тех, у кого конфисковали имущество, нарушено субъективное право и лишь они могут требовать материального возмещения морального и материального ущерба за нарушение объективной нормы законодательства. В данном случае концепция защиты субъективных прав разумно и справедливо ограничивает потенциальный круг истцов.

Учение Иеринга было развито многими учеными. В частности, немецкий юрист О. Бюлер выделил три критерия наличия субъективного права¹⁶. Во-первых, норма должна устанавливать правовую обязанность, а не быть просто руководством для должностных лиц, как использовать свои дискреционные полномочия. Во-вторых, она должна предусматривать защиту интересов правообладателя. И, наконец, в третьих, норма должна уполномочивать индивида добиваться обеспечения через юридические процедуры. Как представляется, такой подход усиливает принцип правовой определенности. Но, в то же время, он делает систему защиты индивидов слишком негибкой, особенно если речь идет о применении международного права. К сожалению, до сих пор сильна точка зрения, что международное право суть межгосударственное право и его нормы адресуются государствам, а не индивидам. Однако, вопреки данному суждению, следует признать, что индивид должен обладать правом подать иск, основываясь на факте нарушения международного права, если такое нарушение наносит ему серьезный ущерб.

В этом отношении интересна интерпретация учения о субъективном праве, сделанная другим немецким ученым О. Баховым, который утверждал, что норма создается для защиты интересов тех, кто действительно страдает от ее нарушения¹⁷. Позиция Бахова согласуется с французской административной практикой, где не субъективные права, а общие интересы обеспечиваются принуждением и действительные интересы истца, а не субъективные права являются основанием для иска¹⁸. Целью является не просто защита прав и обеспечение принуждением соответствующих обязанностей, предусмотренных правовым положением. Настоящей целью является защита интересов и ожиданий каждого лица, которое разумно и добросовестно положилось на данную норму и значительно потерпело от его нарушения. Таким образом, степень ущерба, а также добросовестность и рациональность поведения потерпевшего должны быть основным критерием наличия у индивида права на иск, а не подразумеваемое намерение законодателя защитить определенный круг интересов.

Защита законных ожиданий и международное право

Международное право несет людям много надежд и ожиданий. К сожалению, многие из них разрушаются. Некоторые важные положения международно-правовых актов не обеспечиваются принуждением на основании того, что они непосредственно не создают прав для индивидов. Можно упомянуть известное американское дело Sei Fujii v State (1952)¹⁹. Истцом являлся японский подданный, который приобрел в 1948 г. несколько земельных участков в Калифорнии. Сей Фуджи не соответствовал требованиям, предъявляемым законами США о натурализации к лицам, желающим натурализоваться, поскольку Япония продолжала считаться вражеским государством. В связи с этим власти штата конфисковали эти участки на основании закона Калифорнии об иностранном землевладении. Адвокат истца, кроме всего прочего, утверждал, что закон о земле противоречит статьям 1, 55 и 56 Устава Организации Объединенных Наций, которые возложили на государства-члены обязанность содействовать соблюдению прав человека и основных свобод без различия расы. Но Верховный суд Калифорнии счел, что данные положения Устава лишены определенности, чтобы создать права для индивидов, т. е. являются "несамоисполнимыми". Действительно, положения Устава, на которые ссылался адвокат истца, носят весьма общий характер. Однако они оказались достаточно определенными, чтобы создать у Сея Фуджи ожидание, что его национальность не может быть основанием для дискриминации. Он вел себя добросовестно и разумно и приобрел земельные участки, после того как Устав ООН вступил в силу и стал обязательным для Соединенных Штатов. Интересно, как Сей Фуджи мог ожидать и предугадать, что Устав ООН является "несамоисполнимым" документом? К счастью, суд все же защитил его интересы, но в своей аргументации он сослался на одну из поправок к Конституции Соединенных Штатов.

Даже совершенно четкие положения международного права нередко игнорируются. А значит, разрушаются основанные на таких положениях ожидания. Например, в еще одном американском деле Fishel v BASF Group, et al.²⁰, рассматривая вопрос о возможности непосредственного применения статьи 3 Четвертой Гаагской конвенции 1907 г. о законах и обычаях сухопутной войны, суд постановил:

"… Кодекс поведения, который устанавливает Конвенция, может создать сотни тысяч или миллионы исков от многих индивидов, включая военнопленных, которые могут полагать, что их права по Гаагской конвенции были нарушены во время широкомасштабной войны. Эти иски могут создать ситуацию, которую будет не в состоянии более или менее аккуратно и справедливо разрешить ни одна правовая система; к тому же суды государств-победителей будут менее благосклонны рассматривать иски против членов вооруженных сил этих же государств, нежели суды поверженных государств, чьи суды могут быть должны рассматривать такие иски волей-неволей. Наконец, бесчисленные частные иски в конце войны могут стать препятствием для проведения переговоров о мире и восстановления нормальных отношений между государствами"²¹.

Представленные судом аргументы имеют рациональное зерно и хорошо отражают проблему неподготовленности национальных правовых систем к непосредственному применению международного права. Но решение суда не является решением проблемы. Оно напоминает реакцию страуса, зарывшего голову в песок. Чтобы проблема была решена и многочисленные жертвы войны, чьи права были нарушены, могли найти долгожданную справедливость, необходимо разрабатывать специальные средства правовой защиты для подобных случаев, а именно: создавать специальные системы учета жалоб, установления и сбора доказательств нарушений гуманитарного права, а также специальные финансовые схемы для выплаты компенсаций и оказания материальной и психологической помощи. Даже если государство, ответственное за нарушение, может справиться с погашением своей ответственности лишь через много лет, право простить эту ответственность должно зависеть не от политического решения правительства государства-победителя, а от непосредственно пострадавших. Этически это кажется более правильным. Обидно видеть, как еще оставшиеся в живых наши престарелые соотечественники-пенсионеры получают, как одолжение, мизерные по немецким меркам компенсации за принудительный труд на предприятиях в Германии во время Второй мировой войны, лишь потому, что когда-то за них решили вопрос об ответственности тех, кто их эксплуатировал. Не выступая против прощения в целях ускорения мирного процесса, следует подчеркнуть, что право не должно отбираться у тех, кто непосредственно перенес лишения.

Но существуют и положительные примеры, подтверждающие признание факта, что международное право способно создавать законные ожидания. В австралийском деле Mabo v Queensland²² судья Бреннан утверждал, что "международное право имеет легитимное и важное влияние". В другом австралийском деле Dietrich v R.²³ главный судья Мэйсон и судья Макхаг отметили:

"Может показаться странным, что исполнительная власть сочла подходящим подвергнуть Австралию потенциальному контролю со стороны Комитета по правам человека, не прилагая усилий, чтобы обеспечить инкорпорацию прав, предусмотренных Международным пактом о гражданских и политических правах, во внутригосударственное право…"²⁴

В практике Европейского суда справедливости заслуживает внимания дело A. Racke GmbH & Co. v Hauptzollamt Mainz²⁵. Истцом являлся немецкий поставщик вина из Югославии, который пытался оспорить действительность регламента Совета, прекратившего действие таможенных льгот, которыми обладал истец по Соглашению о сотрудничестве между ЕЭС и Югославией. Во время Югославского конфликта в 1998 г. данное соглашение было денонсировано решением Совета. Однако отмена льгот произошла без соблюдения минимального трехмесячного срока уведомления, предусмотренного в статье 65 Венской конвенции о праве международных договоров. Генеральный адвокат Якобс в своем заключении постановил:

"… Право международных договоров определенно не предусматривает создания прав для индивидов. Верно, что его применение может иметь эффект создания таких прав, а именно в тех случаях, когда в национальный правопорядок включаются международные соглашения, заключенные в соответствии с правом международных договоров и способные предоставлять индивидам права… Право индивидов на некоторую меру защиты законных ожиданий поддерживается также силой принципа pacta sunt servanda, фундаментальным положением права международных договоров… В заключение: я придерживаюсь принципа, что индивиды могут оспаривать акты Сообщества на основании обычного международного права, касающегося права международных договоров, но такое оспаривание может быть успешным, лишь если имеет место явное нарушение таких норм, которое наносит ущерб заинтересованному индивиду. В таких случаях может быть нарушение принципа права Сообщества о защите законных ожиданий, и нарушение данного принципа, являясь в то же время очевидным нарушением права международных договоров, может создать основание для аннулирования рассматриваемого акта Сообщества, объявления его недействительности либо требования о возмещении причиненного ущерба"²⁶.

Хотя Суд и признал действия Сообщества правомерными, сославшись на положение rebus sic stantibus, тем не менее он не отверг мнения Генерального адвоката.

При рассмотрении проблемы о защите законных ожиданий, возникающих из международного права, возникает вопрос, является ли непосредственное применение международного права необходимым для должной защиты подобных ожиданий. Как полагает бывший судья Европейского суда справедливости Пескатор, требование добросовестной имплементации международных договоров подразумевает непосредственное применение международного права без его специальной трансформации в национальное законодательство:

"Процедуры и методы инкорпорации, основанные на "трансформации", являются … по своему существу несовместимыми с добросовестностью в международных отношениях. Путем ратификации государство дает обещания о безусловном выполнении договора… в то время как, используя для инкорпорации метод "трансформации", это же государство оставляет возможность для невыполнения договора вообще, либо выполнения только части его, либо изменения его действия в одностороннем порядке…"²⁷

Мнение Пескатора является радикальной точкой зрения. Более распространенной является позиция, выраженная бывшим Председателем Международного суда ООН П. Дженнингсом и членом Института международного права Уотсом:

"С точки зрения международного права, государства, в общем, вольны самостоятельно принимать решения в вопросе, каким образом они выполнят свои международные обязательства во внутригосударственном правопорядке; выбор между непосредственной рецепцией и применением международного права или его трансформацией в национальное право путем принятия статута не имеет значения, равно как и выбор между различными формами законодательства, общего права или административного действия в качестве средства выполнения международных обязательств. Каждое государство самостоятельно решает эти вопросы в соответствии с его конституционной практикой"²⁸.

Однако можно согласиться с Пескатором, когда речь идет об институте самоисполнимости норм международного права. Всегда должно быть заранее абсолютно ясно, какие нормы международного права являются самоисполнимыми, а какие нет, чтобы люди могли смело полагаться на эти нормы либо не полагаться на них вообще и не быть разочарованными в своих ожиданиях последующими судебными решениями и административной практикой.

Границы применения концепции защиты законных ожиданий

Несмотря на широкую применимость, концепция защиты законных ожиданий все же имеет границы своего применения. Разрушение законных ожиданий не может быть самостоятельным основанием для признания недействительности нормативного акта или противозаконности решения или действия государственного органа, а следовательно, и требования об исполнении обязательства в натуре (restitutio in integrum). В противном случае может быть подорван принцип юридической определенности и нарушены права и законные ожидания третьих лиц. Нарушение законных ожиданий может быть лишь симптомом того, что оспариваемая норма или мера, возможно, противоречит более высокой по юридической силе норме, что, в свою очередь, может стать основанием для признания недействительности и противозаконности оспариваемой нормы или меры. Защита законных ожиданий не должна сковывать действий государственного аппарата. Основная идея состоит не в автоматическом аннулировании решений должностных лиц, нарушающих законные ожидания граждан, а в установлении материальной ответственности государства за ущерб вследствие некачественности решений. Защита законных ожиданий ни в коей мере не должна ограничивать правительство в определении политического курса государства, что особенно важно в международных отношениях. Более того, может существовать острая политическая необходимость в принятии жестких решений для защиты более важных общественных интересов, оправдывающая нарушение отдельных законных ожиданий. Генеральный адвокат Якобс в вышеупомянутом деле A. Racke GmbH & Co. сказал:

"… Должный баланс должен быть установлен между правами индивида и полномочиями органов Сообщества по принятию решений. Должна существовать относительно широкая граница усмотрения для данных учреждений по вопросу судьбы международного соглашения, в соответствии с их полномочиями по Договору (о ЕС. — А. Б.). Логически очевидно, что судьба международного соглашения должна находиться преимущественно в руках участников соглашения. Более того, в вопросе заключения и прекращения международных соглашений существует также важная политическая плоскость, которая не может с легкостью стать предметом судебного пересмотра… В соответствии с правом Сообщества, защита законных ожиданий может быть ограничена некоторым более важным публичным интересом, который неоспоримо присутствует"²⁹.

Можно согласиться с данным мнением, правда, с одним малым уточнением, что важность публичного интереса должна быть очевидной, а не определяемой государством.

Применение защиты законных ожиданий должно зависеть не только от добросовестности государства, но также и от добросовестности и разумности поведения индивида, пытающегося использовать данную концепцию в своих интересах. Интересным в этом плане является уже однажды упомянутое австралийское дело Minister of State for Immigration and Ethnic Affairs v Teoh (1995)³⁰. Тэо, малазийский гражданин, прибыл в 1988 г. в Австралию, где ему был предоставлен временный вид на жительство. Он женился на гражданке Австралии. В 1989 г. Тэо подал заявление на постоянное разрешение на въезд. В 1990 г. он был осужден за незаконный оборот наркотиков и приговорен к шести годам заключения. К моменту заключения у Тэо было уже трое собственных малолетних детей и четверо приемных. В 1991 г. ему было отказано в получении разрешения на постоянный въезд из-за наличия судимости. Ответчик подал прошение о пересмотре решения, ссылаясь на то, что его жена, собственные и приемные дети будут страдать от недостатка финансовых средств и эмоционального потрясения, если он будет депортирован. В июле 1991 г. и феврале 1992 г. представитель министра по вопросам иммиграции приказал его депортировать. Тэо подал апелляцию об отмене данного решения в Полный Федеральный суд, который постановил, что ратификация Австралией Конвенции ООН о правах ребенка создала законные ожидания у родителей и детей, что действия Содружества будут осуществляться в соответствии с принципами Конвенции, хотя она и не является частью права Австралии. Верховный суд подтвердил данное решение.

Правительство отреагировало на решения судов быстро и негативно. Министр иностранных дел и Генеральный прокурор издали два Совместных заявления в 1995 и 1997 гг. о том, что "договоры не создают законных ожиданий в административном праве". В 1995 г. Содружество подготовило так называемый "Анти-Тэо билль" — Билль об административных решениях (эффекте международных документов)³¹. Позиция австралийского правительства подверглась значительной критике. Например, Международная амнистия заявила:

"Это самый последний из серии шагов, предпринятых Австралийским правительством, чтобы эффективно подорвать выполнение своих обязательств в области прав человека. С одной стороны, оно утверждает миру, что оно связано договорами, которые ратифицировало и даже в некоторых случаях помогло разработать. Но, с другой стороны, этим законопроектом правительство посылает своему народу и миру совершенно другое сообщение. Вместо того, чтобы разрабатывать технические законы с целью избежания юридических обязательств, Правительству следует немедленно разрабатывать законы, чтобы полностью имплементировать такие международные договоры, как Конвенция о правах ребенка, которая ратифицирована в 1990 г."³²

Конечно, депортация Тэо из Австралии желательна, если он прибегнул к Конвенции о правах ребенка, не собираясь в будущем соблюдать закон, а оправдывая совершение преступлений стремлением обеспечить своих иждивенцев. Хотя концепция защиты законных ожиданий и может использоваться как полезный инструмент для защиты индивидуальных прав, тем не менее должна существовать гарантия против злоупотребления ею. Конвенция о правах ребенка и другие международные инструменты не должны стать легкой и удобной правовой лазейкой для тех, кто попытается использовать их вопреки их объекту и цели и нарушая права, законные интересы и ожидания третьих лиц. Но если Тэо действительно решил навсегда оставить криминальное прошлое и начать новую жизнь законопослушного человека, не является ли огромной ошибкой решение лишить его семью кормильца и отца? Представляется, что предоставление Тэо вида на жительство при условии несовершения новых преступлений было бы справедливым решением. В подобных делах недопустим односторонних подход. Всегда должен проводиться баланс между интересами индивида и общества.

Т. Лэнг приводит весьма детальный перечень оснований ограничения применения принципа защиты законных ожиданий:

— если такая защита сделает невозможным достижение цели мер, предпринятых правительством, либо если существует преобладающий интерес, либо если правительство нуждается в быстром исправлении ошибки или неожиданного результата;

— если для лица было возможным предугадать изменения (так как существовала большая вероятность, что сложившаяся ситуация изменится, или было предупреждение о возможном изменении);

— если меры или нормы, которые создали ожидания, были отменены в разумный срок;

— если поведение или мера, которые создали ожидания, противоречили законодательству, либо если имело место обещание о неприменении законодательства в той степени, которая сделала бы законодательство неэффективным;

— если лицо на самом деле не полагалось или не могло полагаться на меру, которая якобы создала у него ожидания, либо если лицо не отвечает законно предъявляемым требованиям, либо если оно ввело в заблуждение орган власти;

— если лицо заведомо не прошло должную процедуру авторизации³³.

Возможность рецепции института защиты законных ожиданий в белорусскую правовую систему

Исторически большое влияние на формирование белорусской правовой системы оказывала немецкая юридическая доктрина. Поэтому институт защиты субъективных прав уже давно занимает достаточно прочные позиции в белорусском праве и доктрине. Институт же защиты законных ожиданий может показаться непривычным и не вписывающимся в сложившуюся судебную и административную практику. Он еще достаточно нов и в международно-правовой практике, что может вызвать некоторый скептицизм относительно необходимости его рецепции. Более того, данный институт повышает ответственность государственных органов и должностных лиц за качество юридической техники белорусского законодательства, а также его согласованности с международными обязательствами государства, что вряд ли вызовет восторг у отдельных чиновников.

Тем не менее, на наш взгляд, вышеупомянутые трудности рецепции могут быть компенсированы полезностью данного института. Защита законных ожиданий индивидов может значительно улучшить качество существующей белорусской судебной и административной юстиции, поднять дисциплину при разработке национальных правовых актов и имплементации международного права. А это, в свою очередь, повысит авторитет государства в глазах его граждан и международного сообщества. Кроме того, передовые межгосударственные интеграционные модели будут, скорее всего, копировать опыт ЕС, а значит, и предусматривать наличие института защиты законных ожиданий. И хотя данный институт непривычен для белорусских юристов, представляется, что он будет вполне понятен и достаточно популярен среди рядовых граждан. Не стоит забывать, что, в соответствии со статьей 21 Конституции Республики Беларусь, "обеспечение прав и свобод граждан Республики Беларусь является высшей целью государства. Каждый имеет право на достойный уровень жизни, включая достаточное питание, одежду, жилье и постоянное улучшение необходимых для этого условий. Государство гарантирует права и свободы граждан Беларуси, закрепленные в Конституции, законах и предусмотренные международными обязательствами государства"³⁴.

Данные положения развиваются в статье 59 Конституции: "Государство обязано принимать все доступные ему меры для создания внутреннего и международного порядка, необходимого для полного осуществления прав и свобод граждан Республики Беларусь, предусмотренных Конституцией.

Государственные органы, должностные и иные лица, которым доверено исполнение государственных функций, обязаны в пределах своей компетенции принимать необходимые меры для осуществления и защиты прав и свобод личности.

Эти органы и лица несут ответственность за действия, нарушающие права и свободы личности"³⁵.

Очевидно, граждане Беларуси вправе ссылаться на вышеупомянутые конституционные положения и требовать защиты своих законных ожиданий, возникающих как из международного, так и из национального права, для наиболее полного осуществления своих прав и свобод, предусмотренных Конституцией и международными обязательствами государства.

Заключение

Традиционно возможность непосредственного применения международного права рассматривалась как зависящая от характера формулировки нормы международного права: является ли она точной или расплывчатой, требует ли она принятия дополнительного имплементационного законодательства или нет. Государства не имеют общей обязанности по международному праву применять положения международного права непосредственно в своих национальных правопорядках. Государства управомочены сами решать, как имплементировать международное право. Решение о том, сформулировано ли какое-либо международное положение достаточно четко, чтобы применяться непосредственно, обычно является субъективным мнением данного государства и может отличаться от мнения других государств. Таким образом, государства применяют международное право в своих правовых системах зачастую только тогда, когда это просто удобно их бюрократическому аппарату.

Данная реальность не является удовлетворительной, ибо в таком случае международное право остается слишком "бюрократическим", не отвечая интересам рядовых граждан государства. Представляется, что международное право должно применяться в государстве не тогда, когда это не затрудняет работу административного аппарата, а тогда, когда такое применение может защитить законные ожидания граждан, даже если оно создает проблемы для определенных чиновников. Поэтому вопрос, является ли норма самоисполнимой, точно сформулированной или нет, это вопрос второстепенный. Главный вопрос должен заключаться в том, может ли непосредственное применение данной нормы международного права защитить ожидания людей в конкретной ситуации без нарушения прав, свобод, законных ожиданий и интересов третьих лиц. При столкновении интересов частных лиц с интересами госаппарата законные интересы государственных служащих также должны приниматься во внимание, но баланс должен проводиться с учетом того, что государство обладает монополией издавать законодательство и поэтому несет основную ответственность за должную и своевременную имплементацию своих международных и конституционных обязательств.

Качественная имплементация международного права в национальную правовую систему при непосредственном действии международного права предполагает не только формальное устранение очевидных противоречий между нормами международного и внутригосударственного права, но также и обеспечение эффективными национальными средствами правовой защиты законных ожиданий индивидов, возникающих из международно-правовых обязательств государства.

Всякая норма международного права может применяться непосредственно в национальной правовой системе, если она затрагивает или создает законные ожидания у субъектов внутригосударственного права и если существует национальное средство правовой защиты для защиты данной нормы, а также порождаемых ею законных ожиданий³⁶.

Национальные правовые системы должны быть хорошо подготовлены для непосредственного применения международного права. Это означает, что прямое применение международного права должно быть санкционировано и субъекты внутригосударственного права должны быть управомочены защищать свои права, свободы, интересы и ожидания, непосредственно ссылаясь на положения международного права. Национальные суды и административные органы должны быть способны объективно определять ответственность государства за невыполнение международно-правовых обязательств и предоставлять потерпевшим эффективные средства правовой защиты. Для этого судьи и государственные служащие должны иметь представление о соотношении источников международного права и толковать нормы международного права по возможности единообразно, в соответствии с общепризнанными международными правилами толкования. Если эти условия не будут выполняться, непосредственное применение международного права в национальном правопорядке будет весьма проблематичным, вызывающим негодование и критику со стороны тех, чьи законные ожидания будут нарушены.

¹ Wallace D., Jr. State Responsibility for Denial of Substantive and Procedural Justice Under NAFTA Chapter Eleven // Hastings International and Comparative Law Review. 2000. V. 23. P. 393.
² Непосредственное (прямое) применение международного права в национальной правовой системе представляет собой применение субъектами внутригосударственного права международно-правовых норм и обеспечение их санкциями, установленными в данном внутригосударственном правопорядке.
³ Shaw M. International Law (4th edition). Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 12.
⁴ http://www.echr.coe.int/Eng/Press/2001/Dec/Bankovicadmissibilitydecisionepress.htm.
⁵ Lord MacKenzie Stuart. Legitimate Expectations and Estoppel in Community Law and English Administrative Law // Legal Issues of European Integration. 1982. V. 1. P. 55.
⁶ Temple Lang J. Legal Certainty and Legitimate Expectations as General Principles of Law // General Principles of European Community Law: reports from a conference in Malmö, 27—28 August 1999, organised by the Swedish Network for European Legal Studies and the Faculty of Law, University of Lund / Ed. by U. Bernitz and J. Nergelius. The Hague: Kluwer Law International, 2000. P. 171—172.
⁷ Tate P. The coherence of "Legitimate Expectations" and the Foundation of Natural Justice // Monash University Law Review. 1988. V. 14. P. 48—49.
⁸ Lord MacKenzie Stuart. Op. cit. P. 65—70.
⁹ Commonwealth Law Reports. 1985. V. 159. P. 550.
¹⁰ Australian Law Reports. 1995. V. 128. P. 382.
¹¹ All England Law Reports. 1995. V. 2. P. 724.
¹² Данная часть статьи устанавливает: "В случае внедоговорной ответственности, Сообщество должно, в соответствии с основными принципами, общими для правовых систем государств-участников, возместить любой ущерб, причиненный его органами или служащими при исполнении своих обязанностей".
¹³ Case T-115/94. European Court Reports. 1997. P.II-00039. Para. 93 // http://europa.eu.int/smartapi/cgi/sga_doc?smartapi!celexplus!prod!CELEXnumdoc&lg=en&numdoc=61994A0115.
¹⁴ Temple Lang J. Op. cit. P. 172.
¹⁵ Bleckmann A. The Subjective Right in Public International Law // German Yearbook of International Law. 1985. Vol. 28. P. 147—149.
¹⁶ Ibid. P. 149.
¹⁷ Ibidem.
¹⁸ Ibid. P. 148.
¹⁹ Гинзбургс Дж. Американская юриспруденция о взаимодействии международного и внутреннего права // Государство и право. 1994. № 11. С. 154—155.
²⁰ Kleffner J., Zegveld L. Establishing an Individual Complaints Procedure for Violations of International Humanitarian Law // Yearbook of International Humanitarian Law. 2000. V. 3. P. 395.
²¹ Данная статья гласит: "Воюющая Сторона, которая нарушит постановления сказанного Положения, должна будет возместить убытки, если к тому есть основание. Она будет ответственна за все действия, совершенные лицами, входящими в состав ее военных сил".
²² Commonwealth Law Reports. 1992. V. 175. P. 1.
²³ Australian Law Reports. 1992. Vol. 109. P. 391—392.
²⁴ Однако судьи добавили, что, "тем не менее, такой подход является определенно допустимым".
²⁵ Case C-162/96. European Court Reports. 1998. P.I-03655 // http://europa.eu.int/smartapi/cgi/sga_doc?smartapi!celexplus!prod!CELEXnumdoc &lg=en&numdoc=696C0162.
²⁶ Ibid. Paras. 84—89.
²⁷ Pescatore P. Conclusion // The Effect of Treaties in Domestic Law / Eds. F. Jacobs and S. Roberts. London: Sweet&Maxwell, 1987. P. 275.
²⁸ Sir Robert Jennings and Sir Arthur Watts. Oppenheim’s International Law (9th edition). Vol. 1. Part 1. London and New York: Longman, 1996. P. 82-83.
²⁹ Case C-162/96. European Court Reports. 1998. P.I-03655. Paras. 90—95.
³⁰ Australian Law Reports. 1995. Vol. 128. P. 382.
³¹ Shaw M. Op. cit. P. 121—122.
³² Amnesty International Press Release. ASA 12/6/97. 20 June 1997.
³³ Temple Lang J. Op. cit. P. 172—174.
³⁴ Конституция Республики Беларусь 1994 года (с изменениями и дополнениями). Принята на республиканском референдуме 24 ноября 1996 г. Мн.: Беларусь, 1997. С. 53.
³⁵ Там же. С. 61.
³⁶ Данное утверждение можно также переформулировать следующим образом: норма международного права не может применяться непосредственно в национальной правовой системе, если она не затрагивает и не создает законных ожиданий у субъектов внутригосударственного права, или если не существует национальных средств правовой защиты для защиты данной нормы, а также порождаемых ею законных ожиданий.