Белорусский журнал международного права и международных отношений 2001 — № 2
международное право — книжная полка
СОВРЕМЕННОЕ НАУЧНОЕ ПОНИМАНИЕ ПРАВА ПРАВ ЧЕЛОВЕКА
(аналитический обзор книги "Право прав человека"1)
Бродко Инесса Александровна — кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Аналитического центра Национальной академии наук Беларуси
Квасовец Нина Федоровна — научный сотрудник Аналитического центра Национальной академии наук Беларуси
Несмотря на скорее философскую и довольно широкую формулировку названия этой книги, она представляет собой, как указано во Введении, сборник преимущественно правовых статей. Основная мысль, которая присутствует в работах всех авторов, связана с пониманием и осмыслением права прав человека, или, если выразиться точнее, направлена на установление взаимосвязи между правом и правами человека. Но с другой стороны, такая чисто правовая направленность может показаться узкой, хотя это явление скорее кажущееся, чем реальное. Немного найдется научных областей, где степень междисциплинарного взаимопроникновения была бы выше, чем в области прав человека. Поэтому авторы работ стремились увязать права человека как с междисциплинарным контекстом, так и с историческими корнями того или иного предмета. В результате данная книга представляет собой в некотором роде отход от общепринятых норм традиционной правовой школы по правам человека. Как и следует из названия, рассматриваемая книга не столько о защите, борьбе за права человека или их гарантировании, сколько об осмыслении того, что стоит за этими обманчиво простыми терминами.
Тематический и концептуальный диапазон книги, по мнению издателей, несколько шире по сравнению со стандартными сборниками работ по международному праву. Отличие заключается прежде всего в том, что три главы одной части (всего в книге семь частей) посвящены теоретическим основам прав. Каждая из них представляет собой несомненную философскую ценность, рассматривая в то же время вопросы серьезной правовой значимости, имеющие современное звучание.
Теоретические основы современных стандартов прав человека восходят к либеральным теориям правосудия, господствовавшим в англо-американской юриспруденции после Второй мировой войны. Эти теории, как указывает один из авторов книги М. Малик, преподаватель права в Королевском колледже (Лондон), в своей статье "Общинные ценности как права человека"2, являются "продуктом периода возрождения XVIII века по своей сути, но своей современной формой они во многом обязаны влиянию немецкого индивидуализма XIX века"3. Работы И. Канта создают основу конституционно-правовой базы, на которой зиждется защита индивидуальной свободы. Центральной характеристикой этой философии, в изложении М. Малик, является исходная посылка о том, что индивиды должны обладать свободой в определении своих собственных целей и строить свою жизнь в соответствии со своими собственными на этот счет представлениями. Человеческое достоинство вовсе не обязательно должно быть связано с какими-то конкретными понятиями об общих ценностях или с индивидуальным участием в достижении этой коллективной цели. Скорее, наоборот, по мнению автора вышеупомянутой статьи, человеческое достоинство личности "обеспечивается наличием возможности проанализировать, принять или отвергнуть любую цель. Независимость, свобода выбора и контроль — вот центральные характеристики этого либерализма"4.
Иногда приходится слышать утверждения о том, что современный подход к правам человека, когда упор делается на обеспечение индивидуальных гражданских и политических прав, является "враждебным по отношению к неиндивидуалистическим интересам и что эти права первого поколения — атомистичны и индивидуалистичны"5. Однако подобные обвинения зачастую являются просто преувеличением, по мнению М. Малик. Более или менее серьезная защита индивидуальных прав требует определенных коллективных действий, в том плане, что "индивиды, составляющие политическое сообщество, объединяют свои усилия как на национальном, так и на международном уровне в деле обеспечения и защиты этих прав. Эти права защищаются, поощряются и отстаиваются посредством коллективных действий... Более того, в документах по правам человека отмечается, что эти права первого поколения должны функционировать в рамках особого социального контекста"6.
Социально-экономические права также не могут быть квалифицированы как "атомистические и совершенно индивидуалистические"7. Сюда, как правило, относятся права на социальное обеспечение, работу и отдых, образование и здравоохранение. Некоторые из них представляют собой индивидуально заявленные права, тогда как другие требуют участия в социальной, культурной и экономической жизни общества. Как и в случае с правами первого поколения, эти права требуют некоторых коллективных действий со стороны общества.
Отличие прав первого и второго поколений от коллективных прав третьего поколения заключается в типе отстаиваемых этими правами интересов. По сути дела, права как первого, так и второго поколения можно рассматривать как выражение индивидуальных интересов — будь то частные интересы личности или право личности принимать участие в жизни сообщества (право на свободу ассоциаций или религии, например). Характерной особенностью прав нового, третьего поколения является то, что они защищают определенные интересы, которые не так просто классифицировать с точки зрения их ценности для отдельных индивидов. Важность некоторых прав третьего поколения можно понять только в рамках " их совокупной ценности для всех членов группы, так как благами подобного типа все члены группы могут пользоваться только совместно"8.
Вообще, по мнению К. Дузинаса, старшего преподавателя права Биркбек-колледжа (Лондон), автора статьи "Правосудие и права человека в постсовременную эпоху"9, права человека выигрывают крупнейшие идеологические сражения в сегодняшнем мире. "С окончанием коммунистической эры и искоренением апартеида со сцены сходят последние два принципа и движения, которые бросали вызов либеральной демократии, — тоталитарное государство как общественное устройство и расовое превосходство"10. Исчезает тоталитаризм как левого, так и правого толка, который, как считает К. Дузинас, грубейшим образом нарушал права человека. Уважение к правам человека является "единственным регулирующим принципом государственного устройства, который объединяет страны, расы и убеждения"11. Права человека стали идеологией после крушения всех идеологий, или, если использовать модную терминологию, идеологией периода "конца истории"12.
Проводя аналогию между идеологией прав человека и марксистской теорией, автор замечает, что рабочий класс "находился в уникальном положении, являясь, с одной стороны, каким-то частным, конкретным классом со своими собственными интересами, а с другой — представителем и носителем всеобщих, универсальных общественных ценностей"13. Являясь частью капиталистической системы, он был ее созданием, но в то же самое время, будучи "общемировым классом", он стремится к победе над самой системой, которая его породила. Подобно этому, считает автор, права человека можно рассматривать как частную идеологию, которая в настоящее время стала всеобщей и "затмила или сделала частными или сомнительными все остальные мировоззрения"14. Первоначально права человека были связаны с особыми классовыми интересами и являлись политико-идеологическим оружием нарождавшейся молодой буржуазии в борьбе против деспотии и остановившегося в своем развитии общественного устройства. Но после того, как их "онтологические предпосылки — принципы равенства и свободы — и их политическое следствие — требование о подчинении политической власти доводам разума и закону — стали краеугольным камнем идеологии многих современных режимов, эта частность была преодолена"15. С этой точки зрения, их "всеобщее применение и окончательный триумф" являются делом времени и окончательного приведения некоторых "непокорных режимов" в соответствие с духом времени, а также вопросом "преодоления лицемерия власти и необходимости выполнения государствами своих идеологических заявлений"16.
Эта позиция автора статьи "Правосудие и права человека в постсовременную эпоху" вполне созвучна мысли автора статьи "Канадская Хартия и демократический процесс" Б. Маклахлин, судьи Верховного суда Канады, которая считает, что "по мере приближения XXI века права человека занимают место господствующей морали"17. Независимо от того, соблюдаются эти права или же нарушаются на общегосударственном уровне, располагают страны биллем о правах или нет, эти права, тем не менее, воспринимаются большинством государств как фундаментальная норма, лежащая в основе либеральной демократии. Таким образом, по мнению Б. Маклахлин, избежать постановки вопроса о правах человека не удастся. Проблема заключается в концептуальных подходах к его решению.
Одним из таких подходов является существование билля о правах в той или иной форме. Однако, хотя необходимость такого обеспеченного правовой санкцией билля о правах и общепризнанна, дискуссия по этому вопросу в Великобритании, например, длится уже несколько десятилетий. Присоединение к Европейской конвенции о защите прав человека, конечно же, обязывает Великобританию соблюдать международные стандарты прав человека, как считает М. Ташнет, профессор права Джорджтаунского университета, автор статьи "Общество, в котором есть билль о правах"18, тем более, что для этого существует такой принудительный механизм, как Европейский суд по правам человека. Однако отношение британского общества к необходимости существования такого билля о правах неоднозначное: есть сторонники, но есть и противники. Сторонники считают, что было бы лучше, так сказать, "приручить" международные стандарты прав человека, т. е. адаптировать их к реалиям собственной жизни. Противники же считают, что нация с обеспеченным правовой санкцией биллем о правах совсем не обязательно живет лучше, чем нация, не имеющая такого билля. "По определению, — отмечает М. Ташнет, — юридически закрепленный билль о правах затрудняет деятельность законодательных органов, когда они пытаются отреагировать на меняющуюся социально-экономическую и политическую ситуацию. И по определению реализацией обеспеченных правовой санкцией биллей о правах занимаются институты, укомплектованные людьми, имеющими юридическое образование, чья собственная правовая культура неизбежно оказывает влияние на способ интерпретации этих прав"19, что может привнести в законодательный процесс "нежелательную жесткость и консерватизм".
Эта проблема довольно подробно анализируется в статье Т. Джоунса, преподавателя права Манчестерского университета, "Фундаментальные права в Австралии и Великобритании"20, государственно-правовые системы которых, как известно, идентичны. Несомненным преимуществом билля о правах является, по мнению автора, то, что он устанавливает параметры фундаментальных прав и свобод, ограничивая тем самым степень вмешательства в эту сферу государства и законодательных органов. Неудивительно поэтому, что в его поддержку высказываются наиболее опытные и влиятельные представители судебной власти — как в Великобритании, так и в Австралии, — призванные защищать общее право по долгу службы, — так как они лучше других осознают неадекватность подхода к защите фундаментальных прав с позиций общего права. Причина этого довольна проста, так как, по мнению Т. Джоунса, "есть предел возможностей даже для самого прогрессивного судьи в плане использования им в своей аргументации международных правовых норм. Есть предел развития общего права и предел возможности интерпретации законодательства"21.
И все-таки вряд ли есть надежный и однозначный способ решения этой проблемы. Вместе с тем опыт США, имеющих юридически закрепленный и обеспеченный правовой санкцией Билль о правах, весьма показателен. Как известно, этот опыт, пожалуй, самый богатый в мире, и репутация американского Билля о правах довольно высока. Кроме того, по мнению М. Ташнета, сходными здесь являются и правовые культуры США и Великобритании, основанные на общем праве. Это дает возможность предположить, что его исполнение будет обеспечиваться через посредство обычных судов — так же, как и в США, а не через политические институты типа Конституционного совета Франции, что представляет собой основную альтернативную модель обеспечения соблюдения конституционных прав.
Б. Маклахлин в упомянутой ранее статье иллюстрирует защиту конституционных прав на примере канадской Хартии прав человека. По ее мнению, билль о правах имеет серьезные преимущества в деле реализации прав человека по сравнению с любыми другими законодательными формами и процедурами. В Канаде были испробованы различные способы развития прав человека, прежде всего разработка и принятие законодательств по правам человека и даже существование более десяти лет так называемого "псевдоконституционного билля о правах". Но особого прогресса достичь не удавалось, пока не была принята Хартия прав и свобод в 1982 г. Это значительным образом изменило ситуацию, так как удалось достичь равновесия "между чрезмерным индивидуализмом", или правами личности, которые определяются законом и судом, с одной стороны, и "правлением и волей большинства, проявленными через законодательные структуры",22 с другой. Хартия устанавливает также равновесие между "понятиями верховенства закона и гарантированными фундаментальными правами"23. Канадская модель Хартии отличается от американской модели Билля о правах, "где индивидуальные права возводятся в абсолютную форму и противопоставляются государству как чему-то чуждому"24. Канадская Хартия, как считает Б. Маклахлин, представляет собой некий компромисс, рассматривая индивидуальные права как "нечто дополнительное к правам и обязанностям государства". Каждому индивиду гарантируется строгое соблюдение фундаментальных прав человека, но они "непременно ограничиваются одно другим и еще больше — общественным благом"25. По мнению автора статьи, основное и самое важное отличие канадской Хартии от Билля о правах США заключается в создании механизма постепенного достижения компромисса между индивидуальными правами и интересами большинства. Подобный компромисс для США вряд ли возможен, поэтому канадская Хартия выглядит гораздо менее радикальной и более гибкой.
Ряд статей в рассматриваемой книге затрагивают такую важную и далеко не новую тему, как равноправие. Посвященные этой теме статьи объединены в отдельный раздел, который называется "Еще раз о равенстве". Если в статье С. Фредман, преподавателя Икзетер-колледжа в Оксфорде, "Менее равные, чем другие"26 анализируется проблема женского равноправия, которая отнюдь не нова, то и проблема прав человека и сексуальной ориентации в сфере правовых дискуссий рассматривается тоже не впервые. К. Стычин, автор статьи "Важнейшие права и спорная идентичность: Сексуальная ориентация и равноправие в канадской юриспруденции"27, который также является университетским преподавателем права, анализирует антидискриминационное законодательство с точки зрения "категориального мышления и сущностных концепций идентичности". Категориальное мышление применительно к этой проблеме означает, что "индивид должен просто подтвердить определенную социальную идентичность и доказать, что дискриминация его как личности порождена иерархическими отношениями между доминирующей социальной идентичностью и его идентичностью"28.
Несомненный интерес представляет статья Д. Нолана, преподавателя права Королевского колледжа (Лондон), "Право на достойное к себе отношение"29, в которой автор анализирует практику дискриминации и несправедливого увольнения. Суть этого права заключается в том, что основанием для принятия решения работодателя в сфере трудовых отношений может служить только наличие или, наоборот, отсутствие определенных и необходимых для конкретной ситуации достоинств. Использование же других оснований для мотивирования решения о принятии на работу, продвижении по службе или увольнении расценивается автором как дискриминационное решение, нарушающее право человека на такое отношение к себе, которое было бы основано на достоинствах, необходимых для выполнения данной работы. Право на достойное к себе отношение широко признается во всем мире, отмечает Д. Нолан, и зафиксировано в национальных законодательствах многих стран, касающихся равноправия, незаконной дискриминации и увольнений. Несомненная важность концепции достоинства заключается в том, что она может способствовать расширению правовой защиты всех групп населения, особенно тех, которые относятся к так называемым проблемным категориям и в значительной степени ощущают пристрастное к себе отношение. Ограничив область рассмотрения этой проблемы сферой занятости, автор считает, что этот принцип вполне может быть использован применительно и к другим областям, например образования или распределения жилья. Интересы, на основании которых выводится то или иное право, по мнению автора, являются достаточно важными в данном случае, чтобы это право — на достойное к себе отношение — можно было бы отнести к числу основных прав человека, тем более что его реализация не зависит от экономических условий и уровня развития того или иного государства.
Авторы ряда глав раздвигают рамки понятия прав человека применительно к особым ситуациям, полагая, что такой подход будет способствовать поступательному развитию и совершенствованию права.
С. Дикен и Г. Питт демонстрируют большие возможности использования языка прав в такой "коллективистской" сфере, как законодательство о найме.
Преподаватель права и заместитель директора Центра экономических исследований Кембриджского университета С. Дикен в главе "Полезность дискуссии о правах: индивидуальные права служащих"30 анализирует ситуацию в Великобритании, где отсутствует билль о правах и правовая защита прав служащих осуществляется в соответствии с общим правом. Законодательство, регулирующее трудовые отношения, выполняет многие из тех функций, которые зафиксированы в конституциях или биллях о правах других стран.
В главе исследуется вопрос о том, насколько общее право и социальное законодательство способны обеспечить защиту прав служащих. Результат нельзя назвать вполне удовлетворительным, но это, по мнению автора, связано в первую очередь с отсутствием всеобъемлющего трудового кодекса, а не билля о правах. Тем не менее С. Дикен утверждает, что билль о правах игнорировать не следует.
Г. Питт, профессор права университета Хаддерсфильд, в главе "Права человека и права служащих и свобода слова"31 рассматривает вопрос о фундаментальных правах человека, провозглашенных Всеобщей декларацией прав человека, Международным пактом о гражданских и политических правах, Европейской конвенцией о правах человека. Его внимание сосредоточено на праве свободно высказывать свое мнение, которое включает также свободу получать и распространять информацию. В этом смысле в сфере занятости существуют некоторые ограничения, однако служащие и рабочие должны принимать определенное участие в принятии решений, в чем состоит суть производственной демократии.
Автор полемизирует с противниками использования языка прав в сфере занятости, которые подвергают сомнению ценность и универсальность прав человека. Признавая отправной точкой универсальность прав человека, он пытается применить этот критерий к законодательству о найме. Права человека призваны ограничивать власть, устанавливать пределы ее осуществления, защищая гражданина от более сильного государства. Подобным образом, считает Г. Питт, законодательство о найме должно защищать служащего от более сильного нанимателя. Необходим контроль над основными условиями контрактов по найму, ибо даже обязательство добросовестно трудиться, предусмотренное контрактом, как отмечает Г. Питт, ссылаясь на одно из судебных дел, можно превратить в обязанность активно отстаивать интересы работодателя в ущерб служащему.
Констатируя неадекватность защиты прав рабочих и служащих, отмечая, что действующее законодательство по вопросам найма лишь частично защищает их права, автор сосредоточивает внимание на свободе слова. Право на свободное выражение своего мнения, согласно Международному пакту о гражданских и политических правах, а также Европейской конвенции о правах человека, может подвергаться ограничениям, которые предписаны законом и необходимы в демократическом обществе. В сфере занятости есть своя специфика, и ограничений здесь слишком много. На примерах реальных и гипотетических случаев автор пытается обосновать необходимость более полной защиты права рабочих и служащих на свободное выражение своего мнения. Он предлагает следующее правило: если высказывания служащего не наносят вред компании или организации, они не должны подвергаться никаким ограничениям. Ограничение права на свободное выражение своего мнения является обоснованным лишь для служащих, официально выступающих от лица нанимателя, а также для служащих, являющихся alter ego организации в вопросах, имеющих непосредственное отношение к делу нанимателя.
Аргументация Г. Питта относительно необходимости более эффективной защиты прав служащих убеждает нас в справедливости того, что права человека рассчитаны на защиту не абстрактного индивидуума, а людей в конкретных ситуациях, в данном случае рабочих и служащих, и в сфере занятости представляется не только возможным, но даже необходимым подходить к подобным проблемам с точки зрения прав человека.
Сионайд Дуглас-Скотт, преподаватель права Королевского колледжа (Лондон), напротив, утверждает, что существуют пределы использования языка прав человека, демонстрируя это на примере прав окружающей среды. В главе "Экологические права"32 анализируются две концепции этих прав; одна опирается на антропоцентрическое воззрение, в основе другой — биоцентрическая точка зрения. Автор пытается проследить обоснованность обоих подходов и приходит к выводу, что ни один из них не является вполне убедительным. Более того, он полагает, что это две "противоречивые, несовместимые концепции прав"33, и опора на них может нанести вред охране окружающей среды.
Приводятся доводы в пользу подхода к окружающей среде с точки зрения прав человека (антропоцентрический подход): он свободен от лоббирования и компромиссов; доступ к правосудию способствует либерализации установленных правовых норм и переносу бремени доказывания на тех, чья деятельность может нанести ущерб окружающей среде; такой подход содействует повышению политической активности и ведению дискуссий по проблемам окружающей среды, а также оказывает влияние на поступки людей "даже на уровне подсознания"34.
Вместе с тем автором отмечаются недостатки данного подхода — нечеткость определения, трудноразрешимая проблема экономического регулирования, неясность в отношении коммерческой прибыли от загрязнения окружающей среды, "ошибочность смещенной реальности ," — которые могут поколебать уверенность в том, что все проблемы могут быть разрешены "простым" языком прав человека.
Защита окружающей среды, являясь одной из самых насущных задач нашего времени, требует серьезных правовых норм для ее решения. Не будет ли биоцентрический подход, основанный на юридических правах самих природных объектов, более подходящим в этом смысле? Тем более, что эколог Эльдо Леопольд предложил ввести новую этику — он ее называет "земной этикой", — охватывающую взаимоотношения не только между людьми, но и между человеком и природой. Главный тезис "земной этики" — уважение к природе независимо от ее полезности для человека.
Однако Дуглас-Скотт уточняет, что взгляды последователей биоцентрического воззрения фактически не разделяют юристы, и многие экологические законодательства служат лишь интересам человека. В международном праве ситуация начинает меняться. Такие документы, как Антарктический договор и Протокол к нему, Всемирная хартия природы признают внутреннюю ценность, присущую природным объектам.
Сам автор четко дифференцирует такие понятия, как уважительное отношение к природе и наделение ее объектов юридическими правами, предлагаемые в теории К. Стоуна, изложенной в книге "Должны ли деревья иметь права?".
Рассматривая теории прав, основанные на автономии, С. Дуглас-Скотт выражает сомнение относительно целесообразности вести разговор о правах, не относящихся к человеческому обществу, ибо права — это тот инструмент, с помощью которого мы регулируем наше общество в соответствии с моральными принципами. Нет никакого смысла применять их к существам, которые вовсе не являются членами общества. Это может лишь ослабить значение прав. Однако эта точка зрения отнюдь не означает, что мы не должны уважительно относиться к окружающей среде, как и не отрицает обязанности по отношению к ней.
Понятие внутренней ценности, примерно соответствующее понятию уважения к природе, иногда употребляется в более высоком смысле, в том плане, что природным объектам присуща внутренняя ценность независимо от того, может ли оценить это человек. Адепты биоцентрического воззрения видят в этом смысл настаивать на признании того, что человек — это не центр Вселенной, но лишь малая часть биотического сообщества.
Автору все же представляется невозможным наличие какой-либо системы ценностей, которую человек не может оценить, поскольку само понятие ценности предполагает осознание личности как оценивающего субъекта. В силу этого, полагает он, невозможно избежать антропоцентрической этики.
Тем не менее в теории Стоуна Дуглас-Скотт отмечает один положительный момент. Предполагаемым практическим результатом наделения природных объектов юридическими правами является попечительский подход к природе, выражающийся в том, что определенные группы людей смогут возбуждать судебный иск как бы от лица окружающей среды с целью ее защиты. Природный объект, согласно Стоуну, в сущности, превращается через его опекуна в юридическое лицо, способное добиться рассмотрения дела о нанесенном природе ущербе, даже если оно с юридической точки зрения и не является традиционным групповым иском. Здесь нечего оспаривать.
Если мы действительно заинтересованы в поощрении уважения к природе, нам следует принять конкретные обязательства и правовые нормы, обязательные для всех, в целях защиты окружающей среды.
В сфере действия международного права эффективность защиты прав человека определяется четко разработанными международными нормами и юридическими обязательствами государств по выполнению этих норм, закрепленных в международных документах.
Профессор права Саутгемптонского университета К. Чинкин, старший преподаватель права Метрополитен университета (Манчестер) Э. Чедуик и Дж. ван Буэрен, старший преподаватель права и директор Программы международных прав ребенка (Куин Мэри энд Уестфильд колледж, Лондон) показывают, с какими сложностями сопряжено осуществление этих международных стандартов.
Статья К. Чинкин "Права женщин и прав человека в международном праве"35 посвящена исследованию международных документов по защите прав женщин. Она пытается объяснить, почему международная доктрина прав человека, межправительственные и неправительственные организации не могли длительное время действовать согласованно в деле поощрения прав женщин, несмотря на формальное декларирование равноправия женщин.
Права человека, закрепленные в многочисленных международных документах, равнозначно применимы как к мужчинам, так и к женщинам. Поэтому, сделав беглый обзор основных из них, автор главное внимание уделяет анализу Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, которая включает в себя гражданские и политические, экономические, социальные и культурные права, что коренным образом отличает ее от других документов ООН. Тем самым она заостряет внимание на необходимости обеспечить женщинам всю полноту их прав, тем более, что нарушения прав женщин часто носят весьма специфический характер, например изнасилование или дискриминация по признаку пола.
И все же, несмотря на декларированное равноправие женщин, их права повсеместно нарушаются. Причину такого положения К. Чинкин усматривает в недостаточной международной защите этих прав, показателем чего, в частности, является большое число оговорок к Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, многие из которых противоречат цели Конвенции или иным образом несовместимы с принципами международного договорного права. В основном оговорки внесены исламскими странами. Тот факт, что при этом другие государства-участники терпимо относятся к ним, не выдвигая своих возражений, вызывает обеспокоенность Комитета по ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, обратившегося к ним с предложением рассмотреть все оговорки к Конвенции и с другими рекомендациями. Подобное безучастное отношение правительств многих стран к оговоркам, умаляющим значение Конвенции, автор оценивает весьма негативно, ибо это создает прецедент для невыполнения обязательств по данной Конвенции.
Вместе с тем К. Чинкин указывает на несовершенство Конвенции и выражает одобрение Венской декларации и Программе действий, подчеркнувшим важность работы по пресечению насилия над женщинами в общественной и частной жизни. Большим достижением в деле установления ответственности государства за частные акты насилия над женщинами она считает также Декларацию о ликвидации насилия в отношении женщин и Общую рекомендацию № 19, принятую Комитетом.
Залогом обеспечения адекватной защиты прав женщин будет искреннее желание правительств всех государств строить свою внутреннюю политику в соответствии с принципами этих международных документов.
События, происходящие в последнее время в Европе, да и во всем мире, выявили настоятельную необходимость разработки методов и средств эффективного реагирования на массовые нарушения прав человека и гуманитарного права. При этом важно определить отношения между правом прав человека и гуманитарным правом. Именно эту цель и ставит Э. Чедуик, стремясь доказать нецелесообразность объединения понятий права прав человека и международного гуманитарного права (МГП), ибо эти две системы развивались независимо друг от друга и по различным методологическим принципам. Единый подход к проблеме оправдан лишь в обстоятельствах борьбы за права человека в период войны за независимость либо борьбы против агрессии.
В статье "Права человека и международное гуманитарное право"36 она рассматривает данную проблему комплексно: в историческом контексте и исходя из сравнительного анализа развития права прав человека и международного гуманитарного права.
Автор рассматривает важнейшие документы, начиная с XIX в., когда международное гуманитарное право было впервые кодифицировано, рассуждает о праве Гааги и праве Женевы, констатирует, что Протоколы к Женевским конвенциям объединили три сферы: право войны, гуманитарное право и право прав человека. Важной вехой в деле гуманитарной защиты индивидуума во время гражданской войны является Общая статья 3, включенная в Женевские конвенции. Она тем более важна, отмечает автор, что запрет ООН на использование военной силы не распространяется на гражданские войны, считающиеся до сих пор "законными".
В статье выражается мысль о том, что многие документы по гуманитарному праву, предшествовавшие праву прав человека и демонстрирующие наличие межгосударственной договоренности о самоограничении, явились предпосылкой послевоенного сотрудничества в области поддержания мира и развития права прав человека. Меры по защите индивидуума в период вооруженных конфликтов, разрабатываемые в рамках МГП, и в настоящее время могут быть применимы для урегулирования вооруженного конфликта.
В связи с тем, что использование силы препятствует осуществлению прав человека в полном объеме, Э. Чедуик исследует три поколения прав человека в условиях вооруженного конфликта. Она останавливается на такой стороне вопроса, как допустимые ограничения прав человека в период чрезвычайного положения для сохранения внутреннего порядка. Сравнивая ограничения, предусмотренные правом прав человека и международным гуманитарным правом, автор делает заключение в пользу МГП. При этом она подчеркивает, что МГП не содержит понятия частичной отмены прав, ибо "его правила — это уже практический компромисс между необходимостью применения силы и гуманности"37. Допустимые ограничения касаются способов и методов ведения войны, нарушение которых уголовно наказуемо. Э.Чедуик прослеживает недостатки права прав человека при рассмотрении трех поколений прав человека и вооруженных конфликтов.
В статье отмечается большая роль МГП в развитии третьего поколения прав. Коллективные права включают право народа на самоопределение и развитие, соблюдение которого предотвращает народные восстания. Признание средств и приемов ведения войны, используемых группами и против групп, борющихся за коллективные права, произошло в 1977 г., т. е. после модернизации международного гуманитарного права. Поскольку за внутренние волнения государства несут ответственность, они отказываются признавать их гражданской либо международной войной, к которым должно применяться международное гуманитарное право. Таким образом, удобнее рассматривать МГП частью системы прав человека. Для восстановления общественного порядка используются внутренние военные или полицейские формирования, "мирная" демонстрация силы которых скорее напоминает войну.
Вместе с тем Э. Чедуик подчеркивает, что не следует умалять значение МГП для права прав человека, ибо пределы "возможного" в сотрудничестве государств по обеспечению прав и обязанностей индивидуумов были впервые сформулированы в правилах ведения войны. Она выражает опасение, что международное гуманитарное право, позаимствовав ряд положений из докладов по правам человека (например, ст. 75 Протокола 1 и ст. 6 Протокола 2 непосредственно взяты из Международного пакта о гражданских и политических правах), может считаться необязательным. Но если и есть какие-либо свидетельства того, что МГП составляет часть прав человека, так это отсутствие политической воли применять МГП в том смысле, что любой "вооруженный конфликт" должен рассматриваться как таковой. Государства, резюмирует Э. Чедуик, "рискуют погибнуть, если будут игнорировать законы войны"38. И чтобы этого не произошло, необходима универсализация норм гуманитарного права.
Исходя из того, что период становления права прав человека завершился, Дж. ван Буэрен полагает, что настало время отказаться от излишних мифов, касающихся международных прав человека, и систематизировать их в соответствии с историей. Этой проблеме и посвящена статья "Разрушение мифов о международном праве прав человека"39.
Основываясь на анализе международных документов по правам человека, а также на примерах судебной практики, автор обнаруживает несостоятельность ряда устоявшихся суждений по данной проблеме. Критике подвергается миф о неприменимости международных норм прав человека в частной сфере. Миф о поколениях прав человека характеризуется как искусственное разделение между отдельными категориями прав человека, при этом рекомендуется пересмотреть истинную суть несходства разных материальных прав с целью создания практических, а не идеологических подходов к их имплементации. Критическому анализу подвергается миф о том, что осуществление прав человека не подвергается тщательному и критическому международному контролю. Большое внимание в нем уделяется оговоркам к конвенциям и пактам, которые в большинстве случаев снижают уровень защиты прав человека, хотя в то же время отмечается наличие некоторых конструктивных оговорок. Главное — они стали предметом обоснованной заботы Комитета по правам человека и других органов, контролирующих выполнение договоров.
Автор указывает на несовершенство процедурного механизма защиты прав человека, полагая, что по крайней мере система подачи индивидуальных жалоб, являясь одним из наиболее "прогрессивных средств, предотвращающих нарушение прав человека"40, должна быть реформирована.
Об эффективности права прав человека можно судить по результатам реализации этих прав. Было бы неправильным недооценивать превентивный эффект международных систем поощрения и защиты прав человека, методов, разработанных международным правом. Но, как справедливо замечает Дж. ван Буэрен, процесс реализации и предотвращения нарушения прав человека должен проводиться прежде всего на национальном уровне, именно государство должно проявить волю в проведении в жизнь этих прав и быть их гарантом.
1 Understanding Human Rights / Ed. by C. Gearty and A. Tompkins. London; New York, 1996.
2 Malik M. Communal Goods as Human Rights. P. 138—169.
3 Ibid. P.143.
4 Ibidem.
5 Ibid. P. 141.
6 Ibid. P. 141—142.
7 Ibid. P. 142.
8 Ibid. P. 142.
9 Douzinas C. Justice and Human Rights in Postmodernity. P. 115—137.
10 Ibid. P. 115.
11 Ibidem.
12 Ibidem.
13 Ibidem.
14 Ibid. P. 116.
15 Ibidem.
16 Ibidem.
17 McLachlin B. The Canadian Charter and the Democratic Process. P. 20—39.
18 Tushnet M. Living with a Bill of Rights. P. 3—19.
19 Ibid. P. 3.
20 Jones T. H. Fundamental Rights in Australia and Britain: Domestic and International Aspects. P. 91—112.
21 Ibid. P. 105.
22 McLachlin B. Op. cit. P. 21.
23 Ibidem.
24 Ibidem.
25 Ibidem.
26 Fredman S. Less Equal Than Others — Equality and Women’s Rights. P. 197—217.
27 Stychin C. F. Essential Rights and Contested Identities: Sexual Orientation and Equality Rights Jurisprudence in Canada. P. 218—238.
28 Ibid. P. 233.
29 Nolan D. A Right To Meritorious Treatment. P. 239—265.
30 Deakin S. The Utility of Rights Talk: Employees’ Personal Rights. P. 357—379.
31 Pitt G. Rights and Employee Rights — The Case of Free Speech. P. 380—402.
32 Douglas-Scott S. Environmental Rights: Taking the Environment Seriously? P. 423—454.
33 Ibid. P. 425.
34 Ibid. P. 426.
35 Chinkin C. M. Women’s Rights as Human Rights under International Law. P. 553—572.
36 Chadwick E. "Rights" and International Humanitarian Law. P. 573—595.
37 Ibid. P. 581.
38 Ibid. P. 589.
39 Van Bueren G. Deconstructing the Mythologies of International Human Rights Law. P. 596—610.
40 Ibid. P. 606.