Белорусский журнал международного права и международных отношений 2002 — № 4
международные отношения
ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ КАРИБСКОГО КРИЗИСА
Свилас Светлана Францевна — кандидат исторических наук, доцент кафедры международных отношений факультета международных отношений Белорусского государственного университета
События октябрьских дней 1962 г. — это первый и, к счастью, единственный в нашей истории термоядерный кризис. Одни считают, что его причины носили военный характер: СССР стремился уменьшить дисбаланс в количестве ядерных боеголовок. Другие называют политические причины: стремление США не допустить распространения коммунизма на Западное полушарие. В настоящее время достаточно распространено мнение, что основной причиной Карибского кризиса было взаимное недоверие. Подчеркиваются цивилизационные различия между двумя сверхдержавами, неспособность руководства адекватно оценить последствия собственных решений, реакцию противоположной стороны на основании этих различий. Никто не хотел войны, но она была, как никогда, возможна.
В 1952 г. на Кубе была установлена проамериканская диктатура Батисты. Остров рассматривался как выгодный объект для капиталовложений, место отдыха и развлечений американцев. На нем находилась крупнейшая военно-морская база США. Как отмечал американский политолог Дж. Геддис, Соединенные Штаты "поняли выгоду обладания гегемонией в Западном полушарии задолго до того, как стали задумываться о своей глобальной гегемонии" [29, 177]. В 1956 г. в стране развернулось партизанское "Движение 26 июля" под руководством демократа Ф. Кастро, которое привело к падению в январе 1959 г. диктаторского режима. Встреча Ф. Кастро в апреле 1959 г. с вице-президентом Р. Никсоном оказалась безрезультатной. Месяц спустя на Кубе был принят закон об аграрной реформе, ликвидировавшей местные латифундии и крупные иностранные землевладения, земля была передана крестьянам, 70 % которых составляли безземельные. Именно с этого времени начинается ухудшение отношений США с Кубой [13, 283—284; 19, 57].
17 марта 1960 г. президент США Д. Эйзенхауер отдал секретную директиву о подготовке отрядов кубинских эмигрантов для вторжения на остров, но в апреле 1961 г. десант потерпел поражение. Следует отметить, что США во время этих событий, длившихся трое суток, соблюдали нейтралитет. Вместе с тем, именно тогда Ф. Кастро заявил о социалистическом выборе, а кубино-американские отношения превратились во враждебные [13, 284]. В американской историографии встречается мнение, что, морально поддерживая десантников, администрация Дж. Кеннеди стремилась взять реванш за то, что Ю. Гагарин на три недели опередил А. Шепарда [18, 386—387].
Посольство СССР на Кубе было закрыто в 1952 г., о Ф. Кастро в Москве ничего не знали. От кубинских коммунистов были получены сведения, что Фидель — представитель крупной буржуазии, агент ЦРУ, между ним и Батистой нет особой разницы. Комитет госбезопасности послал в Гавану "корреспондента ТАСС" А. Алексеева (в июне 1962 г. он стал послом), а в феврале 1960 г. состоялся визит первого заместителя советского премьера А. Микояна, который констатировал эволюцию Ф. Кастро к марксизму. Выступая весной 1960 г. на Всероссийском съезде учителей, Н. Хрущев заявил, что СССР в ответ на объявленную Эйзенхауером экономическую блокаду окажет Кубе помощь. Он утвердился в симпатиях к Кубе после своей встречи с руководителем аграрной реформы А. Хименесом (июль 1960 г.). В том же месяце советский руководитель "с демонстративной сердечностью" принял Р. Кастро и дал согласие на советские поставки оружия (танков, артиллерии, стрелкового оружия, учебных самолетов), которые осуществлялись через Чехословакию. Москва импортировала кубинский сахар, хотя в этом не было экономической нужды. 22 августа 1960 г. советский посол на Кубе М. Кудрявцев вручил верительные грамоты президенту О. Торрадо [18, 362—363; 19, 57].
Первая встреча Н. Хрущева и Ф. Кастро состоялась в октябре 1960 г. в Нью-Йорке, на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Ее результатом стал "окончательный перелом" у Хрущева в отношениях к Кубе, которая представилась ему "Давидом, противостоящим могущественному Голиафу". В сентябре 1961 г. советский премьер встретился с кубинским президентом, озабоченным угрозой вторжения регулярной армии США на остров [18, 381—382].
В ноябре 1961г. американская администрация рассмотрела план "Мангуст", целью которого являлось оказание помощи кубинской контрреволюции. План предусматривал экономический саботаж, взрывы портов и нефтехранилищ, поджоги плантаций сахарного тростника, убийство Ф. Кастро. В январе 1962 г. министерством обороны была завершена разработка плана использования американских вооруженных сил в случае обращения кубинского подполья к США после начала восстания на острове. Тогда же по инициативе США Куба была исключена из Организации американских государств (ОАГ) под предлогом угрозы "коммунистического проникновения" в страны Латинской Америки. 15 латиноамериканских государств разорвали с ней дипломатические отношения и установили эмбарго на торговлю [13, 286].
Ряд исследователей проблемы придерживаются мнения, что идея создания советских ракетных баз на Кубе возникла в марте—апреле 1962 г. Американский эксперт Р. Гартхоф, академик РАН А. Фурсенко, профессор Д. Волкогонов и другие называют апрель, когда министр обороны СССР Р. Малиновский доложил Н.Хрущеву о развертывании американских ядерных ракет средней дальности в Турции [13, 287; 30, 11—13]. Профессор С. Хрущев считает, что это произошло в середине мая, во время визита его отца в Болгарию, причем идея была поддержана находившимся с ним министром иностранных дел А. Громыко. В первый же день после возвращения (20 мая) она получила положительную оценку Президиума ЦК КПСС, а 24 мая была одобрена еще раз, встретив некоторые возражения только у А. Микояна. Именно в мае началась разработка мероприятий по созданию Группы советских войск на Кубе (операция "Анадырь"). Для ведения переговоров была послана делегация под руководством первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана Ш. Рашидова, в составе которой был и командующий ракетными войсками С.Бирюзов. Прогноз А. Алексеева, что Кастро отрицательно отнесется к операции "Анадырь", не сбылся: советские предложения были приняты без оговорок. Переброска войск на Кубу (более 50 тыс. человек) началась в июле и продолжалась 2,5 месяца, за это время 85 кораблей совершили 243 рейса. Детали операции обсуждались во время июльского визита Р. Кастро в Москву и его встречи с Хрущевым [18, 421—437, 447].
В своей книге "Рождение сверхдержавы" С. Хрущев отмечает заметную роль в Карибском кризисе завербованного английской и американской разведками полковника О. Пеньковского, благодаря которому Белый дом не вводили в заблуждение рассуждения о "невероятной военной мощи" Советского Союза. Американцы знали, что СССР в основном располагает ракетами средней дальности, а межконтинентальные ракеты Р-16 только начали устанавливаться. Эксперты Пентагона исходили из соотношения ракетно-ядерных сил на 1962 г. в 18:1 в пользу США. Но на самом деле оно составляло 8,3:1 — это тоже очень большой разрыв [19, 62; 18, 441].
Несмотря на то, что 7 июля Хрущеву было доложено о невозможности скрытно развернуть войска на Кубе, официальное объявление о создании Группы советских войск приурочивалось к его визиту на остров в ноябре 1962 г. Командующим был назначен генерал И.Плиев. Первые боевые подразделения прибыли на Кубу в начале августа, в середине месяца началась переброска ядерных боезарядов, в сентябре — ядерных ракет средней дальности, самолетов Ил-28 и тактических ракет "Луна", которые могли быть использованы как носители ядерных зарядов. Вместе с тем, решением Совета обороны от 25 сентября 1962 г. был отменен поход боевых кораблей Северного, Черноморского и Балтийского флотов. На Кубу были направлены подводные лодки, в том числе с атомными торпедами. Завершение операции было запланировано на конец октября — начало ноября [13, 290; 18, 447; 37].
10 августа 1962 г. директор ЦРУ Д. Маккоун предупредил президента о возможности появления советских ракет средней дальности на Кубе, хотя баллистических ракет обнаружить не удалось. 23 августа Дж.Кеннеди дал Совету национальной безопасности указание № 181: изучить потенциальные последствия размещения на Кубе ракет, способных достичь территории США, а также проработать военные акции, которые позволили бы уничтожить эти ракеты. Ноту протеста Советского правительства вызвало появление 31 августа над Сахалином американского самолета-разведчика У-2, который, по заверению американской стороны, "сбился с курса". 5 сентября в ответ на вопросы журналистов президент США заявил, что не располагает данными о наличии на Кубе ракет "земля—земля" или другого наступательного оружия, тем более, что накануне состоялась встреча министра юстиции Р. Кеннеди и советского посла А. Добрынина, подтвердившая такую позицию. Советский посол, ничего не знавший тогда о размещении ракет, был искренен и во время встречи 6 сентября с Т. Соренсеном, советником президента. Не знал о ракетах и В. Зорин, постоянный представитель СССР в Совете Безопасности ООН, с немалым самообладанием выполнявший инструкцию об отрицании подобных утверждений. Вместе с тем, 7 сентября Дж. Кеннеди запросил у Конгресса разрешение на призыв 15 тыс. резервистов. В середине сентября американская администрация получила донесение агентурной разведки о прибытии советских ракет, но его не приняли во внимание, полагая, что информация подброшена умышленно: по анализу экспертов политическая доктрина Москвы не предусматривала размещения ядерных сил на иностранных территориях. Однако 20 сентября Сенат США принял резолюцию с призывом к обороне Западного полушария от агрессии и о свержении, "в случае необходимости", режима Кастро. 26 сентября на совещании Объединенного комитета начальников штабов под председательством Р. Макнамары было принято решение о подготовке, в случае необходимости, к морской блокаде [7, 146; 18, 448—470].
Между тем в конце августа в СССР проходили советско-кубинские переговоры Р. Малиновского и Че Гевары о размещении ракет. Несмотря на то что последний от имени Ф. Кастро настаивал на немедленном объявлении об установке ракет, подписание договора отложили на ноябрь [18, 456]. 11 сентября советское радио передало Заявление ТАСС о том, что советские корабли везут только мирные грузы для укрепления обороноспособности Кубинской Республики. Однако к середине сентября ракеты, а 4 октября — первая партия ядерных зарядов уже прибыли на остров. Выступая на следующий день в ООН, А. Громыко подчеркнул, что любое нападение на Кубу будет автоматически означать начало войны с СССР. В советских газетах 1 октября появилось заявление Революционного правительства "Кубинский народ не сломить!". В первой декаде октября в ГДР и Польше были проведены учения войск Организации Варшавского Договора [13, 292].
Государственный секретарь Д. Раск, встретившись 6 октября с министром иностранных дел СССР А. Громыко, подчеркнул, что американцы, в отличие от СССР, не привыкли жить в окружении чужих ракет. 10 октября сенатор Киттинг выступил с заявлением о наличии на Кубе советских военных баз, оснащенных баллистическими ракетами средней дальности. 14 октября помощник президента по национальной безопасности М. Банди, отвечая сенатору, заверил, что администрация не располагает данными о наступательном оружии на острове. Однако 16 октября Дж. Кеннеди получил подтверждающую информацию. Вместе с тем, американцы так ничего и не узнали (на протяжении всего кризиса) о наличии на Кубе ракет "земля—земля" [18, 472; 37].
18 октября состоялось заседание у президента, на котором эксперты оценили потери США в случае обмена ядерными ударами с Советским Союзом в 80 млн американцев. Эксперты не давали полной гарантии уничтожения ракетных стартов американской авиацией, что делало возможным обстрел Нью-Йорка и Вашингтона [18, 472].
В тот же день состоялась беседа А. Громыко с Дж. Кеннеди, а затем — с государственным секретарем Д. Раском. Министр иностранных дел вспоминал, что президент ни разу не задал вопрос о наличии на Кубе советских ракет (беседа посвящалась германскому мирному урегулированию). Проблема безопасности Кубы была поднята по инициативе Громыко. "Кеннеди нервничал, хотя внешне старался этого не показывать. Он делал противоречивые высказывания. За угрозами по адресу Кубы тут же следовали заверения, что никаких агрессивных замыслов против этой страны Вашингтон не имеет" [4, 395].
22 октября президент отдал директиву № 196 об учреждении Исполкома Совета национальной безопасности по оперативному руководству страной в кризисной ситуации, а в 7 часов вечера выступил с заявлением по радио и телевидению, в котором объявил о введении строжайшего карантина, в соответствии с которым все суда, на борту которых будет обнаружено оружие, должны будут повернуть обратно, назвав это "минимальными ответными действиями" [18, 474].
Реакция населения была сравнима с шоком от наступления японцев на Перл-Харбор, американцы впервые почувствовали дыхание войны у своего порога. В то же время население СССР не подозревало об опасности взаимного уничтожения, слово "ракеты" в газетах страны даже не упоминалось.
За час до начала выступления шифром из Вашингтона было передано письмо Кеннеди Хрущеву, которое должен был передать американский посол Ф. Колер. Следует отметить, что к 1962 г. переписка между руководителями обеих стран по неофициальным каналам приобрела устойчивый характер с периодичностью 1—2 раза в месяц. В тревожные дни Карибского кризиса она стала ежедневной.
После выступления президента вооруженные силы из боевой готовности № 5 были переведены в боевую готовность № 3, что обеспечивало возможность начать боевые операции немедленно, причем эту информацию передали по радио. По подсчетам Р. Макнамары, в случае вторжения на Кубу американцы потеряли бы 25—35 тыс. человек. За военные действия высказался даже такой "осторожный и умный политик" (по оценке Н. Хрущева), как сенатор У. Фулбрайт. Вместе с тем, генералы не давали полной гарантии уничтожения ракетных установок авиацией [18, 480—482].
По случайному совпадению в "черный понедельник" 22 октября был арестован О. Пеньковский, причем по телефону он передал не условленную фразу об аресте, а информацию о немедленном ядерном ударе по США. ЦРУ отнесло это сообщение к сбою в связи, ошибке и не доложило президенту [18, 442].
Получив ночью 23 октября текст выступления Дж. Кеннеди по американскому телевидению, советское руководство, по оценке бывшего тогда помощником Хрущева О. Трояновского, испытало "чувство облегчения": "Не война!" Первый заместитель министра иностранных дел В. Кузнецов предложил ответить блокадой Западного Берлина, но натолкнулся на резкое возражение Хрущева [18, 485].
По радио было передано и в тот же день опубликовано Заявление Советского правительства (Известия. 1962, 23 октября), а Н. Хрущев обратился к президенту США с ответным посланием.
В 1992 г., к 30-летию Карибского ракетного кризиса, в специальном выпуске журнала "Международная жизнь" были опубликованы двадцать пять документов. Послания Н. Хрущева и Дж. Кеннеди полностью воспроизводилась по текстам, хранящимся в Архиве внешней политики Российской Федерации. Два письма Хрущева от 27 и 28 октября 1962 г., а также письмо Кеннеди от 27 октября были напечатаны по текстам, опубликованным в 1962 г.
Обмен посланиями с 22 по 28 октября 1962 г. каждая сторона проводила по двум каналам. От Дж. Кеннеди послания направлялись через посольство США в Москве (посол Ф. Колер) и через посольство СССР в Вашингтоне (посол А. Добрынин). Через американское посольство оперативно передавалась копия послания, присланная шифр-телеграммой, а через несколько дней, в зависимости от поступления из Вашингтона, и подлинник, подписанный президентом. Аналогичным образом послания Хрущева направлялись через советское посольство в Вашингтоне и передавались параллельно посольству США в Москве. Подлинники посланий Хрущева передавались Министерством иностранных дел СССР американскому посольству. Впервые послания за 22—28 октября (10 документов) были опубликованы в "Дипломатическом вестнике" МИД Российской Федерации в 1992 г. (№№ 2, 3).
После 28 октября послания обеих сторон передавались через А. Добрынина и Р. Кеннеди, брата президента, или других доверенных лиц Белого дома. Эта линия связи получила наименование "доверительный канал". Конфиденциальные послания (15 документов) были опубликованы Архивом внешней политики Российской Федерации только в 1992 г., в указанном выпуске "Международной жизни".
Относительно обнародования посланий Н. Хрущева и Дж. Кеннеди правительства обеих стран совместно заявили в январе 1992 г.
Опубликованная переписка снабжена примечаниями, с указанием времени отправления или передачи их в Москве и Вашингтоне. При этом были использованы документы АВП Российской Федерации и данные, приведенные в издании Государственного департамента США.
Как уже отмечалось, первое послание Дж. Кеннеди Хрущеву относится к 22 октября 1962 г. Президент подчеркнул, что США не потерпят какого-либо действия, которое бы нарушило существующее равновесие сил в мире. Дж. Кеннеди писал: "Я не допускаю, что вы или другой здравомыслящий человек преднамеренно толкнет в наш ядерный век мир в войну, которую, как это абсолютно ясно, ни одна сторона не может выиграть и которая может привести лишь к катастрофическим последствиям для всего мира, включая агрессора". Он призвал соблюдать карантин и найти основу для переговоров [12, 8—11].
На следующий день, 23 октября, в газете "Известия" было опубликовано Заявление Советского правительства, переданное первым заместителем министра иностранных дел В. Кузнецовым послу США Ф. Колеру одновременно с текстом послания Хрущева. Эти документы получили также советские дипломаты в Вашингтоне, Гаване и Нью-Йорке.
В послании советский премьер отмечал, что Устав ООН и международные нормы не дают права ни одному государству устанавливать в международных водах проверку судов, направляющихся к берегам Кубинской Республики, а оружие, находящееся на Кубе, предназначено исключительно для оборонительных целей. Хрущев потребовал от американского президента отказаться от блокады, установленной 23 октября прокламацией № 3504 [12, 12—13].
Карантин вступил в силу 24 октября в 14.00 по гринвичскому времени. Суда должны были подвергаться досмотру, а в случае неподчинения задерживаться и направляться в один из портов США до получения соответствующих указаний [12, 14].
23 октября на заседании Совета ОАГ была принята предложенная США резолюция, постановившая потребовать "немедленного демонтажа и вывоза с Кубы всех реактивных снарядов и другого оружия наступательного характера" и рекомендовать государствам — участникам Организации использовать все индивидуальные и коллективные меры, включая использование вооруженных сил, для недопущения получения Кубой наступательного оружия [12, 14].
В послании от 23 октября Дж. Кеннеди подчеркнул, что причина кризиса — тайная поставка советской стороной наступательного оружия на Кубу, и призвал удержать положение под контролем, проявить благоразумие и соблюдать условия карантина [12, 14].
На следующий день, 24 октября, во время встречи с бизнесменом У. Ноксом Хрущев пригрозил, что в случае остановки и досмотра советских торговых судов будут предприняты ответные меры, вплоть до потопления [18, 500].
Английский философ Б. Рассел 23 октября обратился к Н. Хрущеву, Р. Кеннеди, премьер-министру Великобритании Г. Макмиллану, а также исполняющему обязанности Генерального секретаря ООН У Тану с призывом урегулировать кризис, поставивший мир на грань ядерной катастрофы. Он считал, что действия США на Кубе неоправданны, а советского руководителя призывал "не предпринимать поспешных действий" (Правда, 1962, 25 октября). Дж. Кеннеди, отвечая Расселу, дал совет: "Мне кажется, что Вы бы лучше обратили внимание на взломщика, а не на тех, кто поймал его с поличным". Комментируя много лет спустя этот ответ, профессор С. Хрущев заметил: "Здесь президент перегнул палку, речь шла всего лишь о непрошенном ему госте, заглянувшем к соседу" [18, 500].
В послании Дж. Кеннеди от 24 октября Н. Хрущев характеризует действия США как "прямой разбой", "безумие вырождающегося империализма". Было замечено, что "США с появлением современных видов оружия полностью утратили былую недосягаемость", а "нарушение свободы пользования международными водами и международным воздушным пространством — это акт агрессии, толкающий человечество к пучине мировой ракетно-ядерной войны" [12, 16—19].
24 октября Дж. Кеннеди объявил о повышении степени готовности стратегической авиации до № 2 (это произошло впервые в послевоенной истории США) [18, 500]. На следующий день он обратился к Хрущеву с ответным письмом, в котором сообщил, что американская сторона знала о перевозках военного снаряжения и специалистов из Советского Союза на Кубу еще в августе, напомнил о своем заявлении от 4 сентября, что США буду рассматривать любые поставки наступательного оружия как влекущие за собой самые серьезные последствия. Президент с горечью признал, что полагался на заявления советского руководства об отсутствии наступательного оружия на Кубе [12, 20—21].
24 октября исполняющий обязанности Генерального секретаря ООН У Тан призвал Хрущева и Кеннеди "воздержаться от любых действий, которые могли бы обострить положение и принести с собой риск войны", а также предложил заинтересованным сторонам собраться для того, чтобы разрешить возникший кризис мирным путем и нормализовать положение в Карибском море. Суть предложений У Тана состояла в том, что СССР не перевозит никакого вооружения на Кубу в течение времени, пока будут вестись переговоры, а другая сторона не предпримет никаких пиратских действий против судов, совершающих плавание в открытом море (Правда, 1962, 25 октября).
В ответной телеграмме Н. Хрущева на имя У Тана от 25 октября содержалось заявление о согласии с этими предложениями (Правда. 1962, 25 октября). Дж. Кеннеди также поддержал эту позицию, высказавшись, однако, против диалога, пока советские ракеты находятся на Кубе.
Утром 25 октября влиятельный публицист У. Липпман выступил со статьей, где поставил вопрос об "обмене" американских ракет в Турции на советские на Кубе. В то же время Комитет начальников штабов вооруженных сил США подготовил пакет предложений министру обороны, в котором предусматривалась готовность к нанесению полномасштабного воздушного удара через 12 часов. Представитель США в Совете Безопасности ООН пытался добиться от представителя СССР В. Зорина официального признания факта размещения ядерных ракет на Кубе [13, 294—295].
Исследователи отмечают, что 25 октября появились определенные признаки поиска компромисса: линию морского карантина пересекли советский танкер "Бухарест" и пассажирское судно ГДР со студентами на борту. В тот же день 12 из 25 судов, следовавших на Кубу, повернули назад [13, 294]. 25 октября на заседании Президиума ЦК КПСС Н. Хрущев впервые указал на возможность вывода ракет при условии американских гарантий независимости Кубы [18, 502].
26 октября Хрущев написал Кеннеди "длинное, перегруженное эмоциями и отступлениями" письмо. В нем руководитель СССР отметил, что у американского президента "есть некоторое понимание сложившейся ситуации и сознание ответственности". В который раз Хрущев подчеркнул, что оружие, находящееся на Кубе, носит исключительно оборонительный характер: "…неужели Вы серьезно думаете, что Куба может наступать на Соединенные Штаты и даже мы вместе с Кубой можем наступать на вас с территории Кубы?.. Разве в военной стратегии появилось что-то такое новое, чтобы можно было так наступать? Я именно говорю — наступать, а не разрушать. Ведь разрушают варвары, люди, потерявшие рассудок". Он призвал к мирному соревнованию, конкуренции двух различных социально-политических систем [12, 22—24].
Если бы Вашингтон выступил с заверением о ненападении на Кубу и стал удерживать от подобных действий других, если бы был отозван американский флот — "тогда отпал бы вопрос и об оружии". Хрущев обещал также публично заявить, что советские корабли, идущие на Кубу, не везут никакого оружия: "То оружие, которое нужно было для обороны Кубы, уже находится там" [12, 28].
Обращаясь к президенту, советский руководитель предостерегал: "Нам с Вами не следует сейчас тянуть за концы веревки, на которой Вы завязали узел войны, потому что чем сильнее мы с Вами будем тянуть, тем сильнее будем затягивать этот узел. И может наступить такой момент, когда этот узел будет затянут до такой степени, что уже тот, кто его завязал, не в силах будет развязать его, и тогда придется рубить этот узел" [12, 28—29].
Ф. Кастро получил от президента Бразилии информацию, что если Куба откажется демонтировать ракетные установки в течение 48 часов, США их уничтожит. 26 октября на совещании кубинского руководства и командования советских войск было принято решение в случае нападения американцев нанести ответный удар. В письме Хрущеву Кастро высказался за упреждающий удар по США: "Советский Союз ни при каких обстоятельствах не должен будет допустить создание таких условий, чтобы империалисты первыми нанесли по СССР атомный удар" [18, 539; 19, 76].
Тревожную ночь с 26 на 27 октября Хрущев провел в Кремле. 27 октября по московскому радио и одновременно посольству США в Москве было передано очередное послание американскому президенту, а копия направлена У Тану. В письме содержалось предложение о выводе тех средств из Кубы, которые американцы относили к "наступательным", а также согласие заявить об этом обязательстве в ООН. Хрущев предложил американской стороне вывести аналогичные средства из Турции, причем выполнение сторонами обязательств следовало осуществить при контроле Совета Безопасности ООН. Необходимым условием такого контроля должно было стать разрешение правительств Кубы и Турции. "Советское правительство даст торжественное обещание уважать неприкосновенность границ и суверенитет Турции, не вмешиваться в ее внутренние дела, не вторгаться в Турцию, не предоставлять свою территорию в качестве плацдарма для такого вторжения, а также будет удерживать тех, кто задумал осуществить агрессию против Турции как с территории Советского Союза, так и с территории других, соседних с Турцией государств" [12, 34]. Такое же заявление, но в отношении Кубы, следовало бы сделать американскому правительству. По предложению Хрущева переговоры (продолжительностью не более месяца) следовало провести в ООН, а достигнутые соглашения могли бы обеспечить подписание договора о запрещении испытания ядерного оружия [12, 34—35].
27 октября Кеннеди ответил сразу на два послания Хрущева (от 26, задержавшееся, из-за неполадок на телеграфе, и от 27 октября). Американский президент подчеркнул, что вывод наступательного оружия с Кубы под контролем ООН явится условием отмены карантина и отказа от вторжения на Кубу. Таким образом, он согласился с предложениями советской стороны от 26 октября [12, 38—41].
В ответе Хрущева от 28 октября, также переданном по радио, отмечалось, что отдано распоряжение о демонтаже наступательного вооружения и возвращении его в СССР. Вместе с тем, Хрущев с тревогой констатировал нарушение воздушного пространства СССР на Чукотке американским самолетом-разведчиком У-2 [12, 42—49].
Самолет находился на территории СССР 45 минут. Ему на выручку был направлен самолет УФ-102 с ракетами "воздух—воздух", имевшими ядерные заряды. Получив эту информацию, министр обороны США Макнамара воскликнул: "Война!", а президент произнес знаменитую фразу: "Всегда найдется сукин сын, способный испортить все дело!" Однако самолеты успели опередить советского перехватчика [18, 522].
Примерно через час над Кубой по распоряжению двух заместителей И. Плиева ракетой "земля—воздух" был сбит У-2, пилот майор Р. Андерсон погиб. Это была первая и последняя человеческая жертва блокады. Большинство в окружении Дж. Кеннеди высказалось за бомбежку зенитно-ракетных батарей на Кубе, но президент призвал обсудить этот вопрос позже, когда накопится больше информации, а также направил строгий приказ в Турцию снять с ракет взрыватели, которые могли быть возвращены на место только по его личному указанию. Со своей стороны, Н. Хрущев приказал не перехватывать американские самолеты-разведчики без санкции главнокомандующего, а Ф. Кастро призвал проявить "терпение, выдержку и еще раз выдержку". Советское правительство направило в Нью-Йорк для переговоров А. Кузнецова [18, 525—526].
На указанное послание Кеннеди ответил сразу же, не дожидаясь получения официального текста. Свое письмо Хрущеву от 27 октября и ответ Хрущева от 28 октября президент характеризовал как "твердое обязательство правительств, которое следует быстро осуществить". Он выразил сожаление об инциденте с самолетом на Чукотке, бравшим пробы воздуха в связи с советскими ядерными испытаниями, не имевшим разведывательной аппаратуры и сбившимся с курса в следствие навигационной ошибки летчика. Дж. Кеннеди высказался за предотвращение распространения ядерного оружия и за его запрещение [12, 50—53].
27 октября министр юстиции Р. Кеннеди по своей инициативе встретился с А. Добрыниным и сослался на то, что для президента затруднительно публично обсуждать вопрос о ликвидации американских ракетных баз в Турции, поскольку их размещение было оформлено решением Совета НАТО. Вместе с тем, была подчеркнута готовность договориться и по этому вопросу, поставленному в послании Хрущева от 27 октября. При этом Р. Кеннеди отметил, что для изъятия баз из Турции потребовалось бы 4—5 месяцев. Выражено было также пожелание продолжить обмен мнениями между руководителями двух стран через посредство Р. Кеннеди и А. Добрынина и считать обмен мнениями по этому вопросу конфиденциальным. В своем послании от 28 октября, предназначенном для немедленной публикации, Н. Хрущев не ставил вопрос о турецких ракетах по указанной причине [12, 54—57]. Об этой встрече с Р. Кеннеди "посол при шести президентах" рассказал только в январе 1989 г., на Московской конференции, посвященной Карибскому кризису [24].
30 октября Р. Кеннеди пригласил к себе А. Добрынина и уведомил, что президент подтверждает договоренность на высшем уровне по вопросу о ликвидации американских ракетных баз в Турции, но отказывается от какого-либо оформления такой договоренности в виде послания. Президент не дорожил устаревшими “Юпитерами”, но убирать их под давлением не хотел [12,56; 18, 521; 19, 69].
Очередное послание Н. Хрущева относится к 30 октября. Он высказался за отмену карантина немедленно, не дожидаясь вывода ракет, за полеты пассажирских самолетов над островом и преодоление дискриминации в торговле с Кубой, за ликвидацию базы США в Гуантамо [12, 58—71]. Именно в этом послании советский премьер констатировал ликвидацию серьезного кризиса. Он подчеркнул, что Советский Союз готов подписать соглашение о запрещении испытаний ядерного оружия в воздухе, космосе и под водой, а также под землей (но в этом случае — без инспекции). Была также поддержана инициатива американского президента подписать договор о ненападении между НАТО и ОВД, хотя, с точки зрения советского руководителя, было бы лучше военные блоки распустить. Он напомнил, что министр иностранных дел СССР А. Громыко на XVII сессии Генеральной Ассамблеи ООН выдвинул предложение о всеобщем и полном разоружении [12, 62].
В послании отмечалось, что германский вопрос может вызвать следующий, не менее опасный кризис, что проблемы разоружения невозможно решать без Китая, который должен занять свое законное место в ООН [12, 62—66].
Значение кризиса состоит в том, что "люди более конкретно почувствовали дыхание обжигающего пламени термоядерной войны и более реально представляют угрозу, нависающую над ними, если не будет приостановлена гонка вооружения" [12, 66]. Н. Хрущев вновь подчеркнул, что с точки зрения правовых норм "американские претензии" не имели никаких оснований. Вместе с тем, именно руководство СССР предложило компромисс [12, 68]. Письмо содержало предложение встречи на высшем уровне.
Через три дня, 3 ноября, посол по особым поручениям Л. Томпсон передал А. Добрынину ответное послание президента Хрущеву. В нем подчеркивалось, что запрещение Ф. Кастро проверки вывоза ракет на территории Кубы создает серьезные проблемы. Вместе с тем, в течение нескольких дней переговоров в Нью-Йорке по проблемам инспекции вывоза советские суда в зоне карантина пропускались по разрешению президента без досмотра [12, 72—73].
Шифр-телеграмма с текстом ответа Н. Хрущева была направлена на следующий день, 4 ноября. Послание отразило серьезную озабоченность, вызванную сообщением В. Кузнецова из Нью-Йорка о перечне оружия, которое американская сторона в лице Э. Стивенсона, постоянного представителя США в ООН, члена Координационного комитета по Кубе, отнесла к наступательному [12, 74—77].
В ответе Дж. Кеннеди от 6 ноября было разъяснено, что к наступательному оружию отнесены устаревшие самолеты Ил-28 на том основании, что они "могут нести ядерное оружие на большие расстояния". Президент отметил, что размещение советских ракет на Кубе не только поставило под угрозу безопасность Западного полушария, но и явилось "опасной попыткой изменить статус-кво в мировом масштабе", причем на самом высоком уровне заявлялось об отсутствии этого оружия. Условием отмены карантина был назван вывод не только ракет, но и всего наступательного оружия [12, 78—85].
Предметом переписки обоих руководителей 11, 12, 14 и 15 ноября стал вывоз Ил-28, организация проверки вывоза советских ракет и взаимные гарантии выполнения договоренностей [12, 86—107].
Ф. Кастро не согласился с предложениями У Тана: он не допустил экспертов ООН на территорию своей страны, не согласился и на инспекцию международного Красного Креста в портах, а также на проверку послами латиноамериканских стран или главами миссии неприсоединившихся стран в Гаване.
В послании от 19 ноября Н. Хрущев с тревогой отмечал, что, несмотря на подтверждение Министерством обороны США вывода ракет и установление советской стороной сроков вывоза Ил-2, карантин не снят, американские самолеты летают над Кубой, а обязательство Вашингтона не вторгаться на Кубу не оформлено через ООН [12, 108—119].
Ответом администрации США стала отмена карантина 20 ноября, снижение состояния боевой готовности по вооруженным силам, возвращение в резерв тех воздушных эскадрилий, которые были призваны к активной действительной службе во время кризиса [12, 120—122].
Дж. Кеннеди выразил сожаление, что Кастро не согласился на "подходящую форму инспекции или проверки на Кубе", потому "мы должны полагаться на наши собственные средства информации", но кубинцам "нет нужды опасаться вторжения" (послание от 21 ноября) [12, 122—123].
Хрущев призвал к пониманию психологического состояния руководителя Кубы, предостерег против "булавочных уколов и крючков, способных наносить царапины национальному самолюбию и престижу" кубинцев (послание от 22 ноября) [12, 124—129]. Он выразил сожаление, что пять условий выхода из кризиса, предложенные премьером Ф. Кастро (прекращение экономической блокады, подрывных действий, пиратских нападений, нарушений воздушного и морского пространства, а также эвакуация американской базы в Гуантамо), не нашли поддержки у руководства США. Было подчеркнуто, что германский вопрос стал главным в советско-американских отношениях (послание от 10 декабря) [12, 130—137]. Обращаясь к Хрущеву 14 декабря, Дж. Кеннеди согласился, что "камнем преткновения" продолжает оставаться германский вопрос, а кубинский кризис "своей большей частью" преодолен [12, 138—143].
Отметим, что Г. Киссинджер события на Кубе рассматривает в контексте Берлинского кризиса 1958—1963 гг. Он полагает, что Хрущев, разместив ракеты на острове, рассчитывал упрочить положение СССР на переговорах по Берлину, а Кеннеди не допустил распространения советской военной мощи на Западное полушарие [10, 533].
Формально кризис завершился 7 января 1963 г. Представители СССР и США на переговорах (А. Микоян и В. Кузнецов — с советской стороны, Э. Стивенсон, Дж. Макклой — с американской) обратились с совместным письмом к У Тану, в котором высказались за исключение из повестки дня Совета Безопасности вопроса о Карибском кризисе на том основании, что достигнута необходимая степень согласия. Вместе с тем, кубинская сторона направила Генеральному секретарю ООН ноту об отсутствии эффективной договоренности, способной обеспечить на постоянной основе мир в Карибском регионе [4, 397].
Решение советского руководства вывести наступательное оружие с Кубы Кастро считал "отступлением, малодушием, капитуляцией", сдачей позиций "бумажному тигру"; началось его сближение с Пекином. 1 ноября 1962 г. Кастро встретился с советским послом и поблагодарил СССР за поддержку, однако уже 3 ноября организовал прохладный прием "кубинцу из ЦК КПСС" А. Микояну в Гаване: "Ведь народ Кубы … не знал о том, что ракеты продолжают принадлежать советской стороне. Кубинский народ не представлял себе юридического статуса этого оружия. Он привык к тому, что Советский Союз передавал нам оружие и оно оставалось нашей собственностью" [14, 229—230]. Американская разведка закрыла глаза на то, что на острове на долгие годы осталась трехтысячная советская моторизованная бригада. Первый визит Ф. Кастро в СССР начался в конце апреля 1963 г. и длился 35 дней. Он объехал всю страну и получил звание Героя Советского Союза [18, 560—566; 13, 298].
Н. Хрущев полагал, что, добившись обещания США не вторгаться на Кубу, он достиг своей цели, и гордился этим. Советский руководитель считал, что безопасность его страны может быть обеспечена 200—300 межконтинентальными ракетами, охраняемыми небольшой (до 0,5 млн солдат) армией, и был против того, чтобы соперничать с США в военно-морских силах, авиации, танках, тактических ядерных силах [20, 6—7, 494].
По оценке С. Хрущева, "американцы де-юре признали Советский Союз по разрушительной мощи. В мировой табели о рангах Советский Союз переместился на первую строку… превратился в одну из сверхдержав. И это при том, что США сохраняли ядерное преимущество при соотношении 8,3:1" [18, 563].
20 июня 1963 г. была достигнута договоренность о создании "горячей" радио- и телефонной линии между Белым домом и Кремлем, а 30 августа она начала действовать. 5 августа 1963 г. СССР, США и Великобритания подписали в Москве Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой.
Важная роль в преодолении Карибского кризиса принадлежала "рыцарям холодной войны" Дж. Кеннеди и Н. Хрущеву. Представляется уместным привести характеристики, данные советским премьером и американским президентом друг другу. Н. Хрущев отмечал: "…Я верю Кеннеди и как человеку, и как президенту… Из всех президентов, которых я знал, Кеннеди — человек с наиболее высоким интеллектом. Он — умница и резко выделяется на фоне своих предшественников. Я никогда не встречал Рузвельта. Может быть, Рузвельт его превосходил.
В моей памяти сохраняются лучшие воспоминания о президенте…. Он не пошел ва-банк. Не требовалось большого ума, чтобы развязать войну. Он проявил мудрость, государственную мудрость, не побоялся осуждения правых и выиграл мир" [18, 563].
Р. Кеннеди вспоминал, что "с самого начала президент Кеннеди считал советского премьера человеком рассудительным и умным: он уважал Хрущева за то, что тот правильно оценил интересы собственной страны и интересы всего человечества" [18, 456].
В 1997 г., к 35-летию Карибского кризиса, на английском языке (спустя два года — на русском ) вышла книга академика РАН А. Фурсенко и американского профессора Т. Нафтали "Адская игра. Хрущев, Кастро, Кеннеди и кубинский ракетный кризис". А. Фурсенко получил возможность работать в Президентском архиве Российской Федерации, Центре хранения современной документации, архивных фондах Службы военной разведки, Министерства иностранных дел и Министерства обороны, использовать материалы Главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных сил России, архивов министерств иностранных дел Франции и Чехословакии. Т. Нафтали обратился к фондам библиотек Дж. Кеннеди и Р. Никсона, Национальному архиву США, Архиву Совета национальной безопасности, документальным фондам Йеля и Гарварда. Большое содействие в работе оказал тогдашний министр иностранных дел академик Е. Примаков. Важное место в монографии занимает "устная история" (интервью с непосредственными участниками тех событий).
Авторы исходили из того, что Кубинский кризис 1962 г. — это целый клубок проблем: американо-кубинских, советско-кубинских, советско-американских отношений, переговоров о разоружении, переговоров по космосу и т. д.
А. Фурсенко и Т. Нафтали убедительно опровергли мнение о том, что кубинская и советская разведки не знали о подготовке нападения контрреволюционеров на территорию Кубы в районе Плайя-Хирон в апреле 1962 г. На самом деле благодаря информации советской разведки кубинцы смогли вовремя подготовиться к отпору.
Нуждающимся в уточнении продолжает оставаться вопрос о том, когда и как было принято решение о посылке советских ракет на Кубу. Комитет госбезопасности в 1960 г. прогнозировал, что американцы подвергнут Кубу нападению, если Гавана захватит базу США в Гуантанамо или если она позволит какому-либо государству разместить ракеты на своей территории. Возможно, это обстоятельство повлияло на решение Н. Хрущева о размещении ракет. Существует точка зрения, что вопрос о поставке советских ракет на Кубу был инициирован Че Геварой во время визита в СССР в ноябре 1960 г. Академик А. Фурсенко придерживается мнения, что вопрос о размещении ракет на Кубе стал обсуждаться с марта—апреля 1962 г. [15]
В марте 1962 г. Москва получила информацию о наличии в США планов нанесения превентивного ядерного удара по СССР. Это подтвердил в июне 1962 г. министр юстиции Р. Кеннеди во время встречи с советским разведчиком Г. Большаковым, работавшим в советском посольстве атташе по культурным связям и являвшимся неофициальным каналом связи между Кремлем и Белым домом [15, 67; 38].
Невыясненным до конца является вопрос о посылке тактического ядерного оружия на Кубу. Есть данные о том, что решение советского руководства о посылке тактического ядерного оружия на Кубу было принято 7 сентября 1962 г. Этот шаг был предпринят в связи с угрозой вторжения американцев на остров, если подтвердится информация о наличии советских ракет [15,68].
Важным представляется периодизация Карибского кризиса. Исследователи уже не ограничивают его тринадцатью октябрьскими днями. Б. Путилин выделяет три фазы: скрытая (сентябрь—21 октября), открытая (22—27 октября) и завершающая (28 октября—20 ноября 1962 г.) [13, 242]. А. Фурсенко выделяет в качестве первого этапа 16—21 октября. 22—24 октября — вторая, острая фаза кризиса, 25 октября уже наступил перелом. 26 октября вечером резидент КГБ в США А. Феклисов встретился с американским представителем журналистом Д. Скали и обсудил условия возможного соглашения: вывод ракет в обмен на снятие блокады и обещание не вторгаться на Кубу. Однако донесение Феклисова дошло до Москвы уже после урегулирования кризиса [15, 69; 19, 68—69]. Вместе с тем, этот факт свидетельствует о стремлении обеих сторон через своих неофициальных представителей договориться, не затягивая опасную ситуацию.
До появления книги "Адская игра" считалось, что вопрос об американских ракетах в Турции был поднят советской стороной для того, чтобы повысить цену сделки. Найденные документы убеждают, что это предложение было выдвинуто США. 23 октября Г. Большаков встретился с Р. Кеннеди, и американская сторона высказала предположение, что советские ракеты на Кубе были ответом на размещение американских ракет в Турции и Италии. Министр юстиции предложил договориться по этому вопросу. Донесение было передано в Москву 25 октября, но до 27 октября не обсуждалось. 28 октября между США и СССР состоялось секретное соглашение относительно ракет в Турции, которые были вывезены в апреле 1963 г. В развитии советско-американских отношений этого периода велика роль Г. Большакова, который встречался с Р. Кеннеди 41 раз за полтора года, исполняя роль связного между Хрущевым и американским президентом [15, 69; 38].
По оценке А. Фурсенко, "мир чудом избежал войны в октябре 1962 г. Не должно быть необдуманных и поспешных решений в большой политике. Как правило, они дорого обходятся” [15, 69]. И это при том, что авторы книги "Адская игра" ошибочно занизили мощность ядерных зарядов советских ракет в 10 раз (кроме Р-12 и Р-14) [18, 492].
О недопустимости авантюризма в международных делах предупреждают в своих воспоминаниях о Карибском кризисе посол А. Добрынин и посланник 1-го класса Б. Поклад. Мемуары Добрынина получили широкую известность после выхода в свет его фундаментальной книги "Сугубо доверительно" [5].
А. Добрынин пишет, что он как посол в этот период получил хороший дипломатический урок: "Я понял, сколь важно быть активным звеном сугубо конфиденциального постоянного канала связи на высшем уровне для прямого, порой не всегда приятного, но, по возможности, откровенного диалога между высшими руководителями стран". Кризис убедительно показал опасность прямого военного столкновения двух великих держав, побудил их сделать упор на политическое решение конфликта, "чему в немалой степени помогло наличие прямого конфиденциального канала между руководителями обеих стран" [6, 228—229].
Б. Поклад, участник сложнейшей дипломатической миссии под руководством В. Кузнецова по урегулированию всего комплекса вопросов, связанных с кризисом, дополняет мемуары Добрынина. С его точки зрения, кризис в значительной степени был спровоцирован советским руководством, это такая же непродуманная акция, как ввод войск в Чехословакию в 1968 г., размещение на территории СССР новых ракет средней дальности СС-20 в 1977 г., ввод войск в Афганистан в 1979 г. Жизнь настоятельно диктует совершенствовать механизм выработки и принятия решений по важнейшим вопросам внешней политики России [6, 269].
В апреле 2002 г. Фонд Карнеги организовал международную научную конференцию, посвященную 40-летию Карибского кризиса с демонстрацией фильма, созданного в США. В фильме показано, что ракеты заправлены топливом, полностью готовы к пуску и вот-вот нанесут удар по США. Генерал А. Грибков, который в те годы осуществлял контроль за размещением ракет на Кубе, подчеркнул, что ни одна из них не была заправлена горючим, ни в одну ракету не был заложен план полета и ни на одной из ракет не было ядерной головки [37].
В настоящее время США и Россия имеют на вооружении по 7 тыс. ядерных боеголовок, нацеленных друг на друга, многие из них находятся в состоянии повышенной боеготовности. Р. Макнамара, министр обороны США в правительстве Кеннеди, на конференции отметил, что "во время Кубинского кризиса обе стороны совершили очень много ошибок, оплошностей и просчетов по причине плохой информированности. Мы избежали ядерной войны только лишь по счастливой случайности. Повторяю, нам просто повезло". По его оценке, самую большую ошибку допустили военные и гражданские советники президента Дж. Кеннеди, которые ошибочно считали, что на Кубе не было тактических ядерных боеголовок. Лишь в 1992 г. на проводившейся в Гаване конференции Макнамара узнал от Грибкова, что Советский Союз имел на Кубе тактические ядерные боеголовки, готовые отразить вторжение американских десантных войск. "В течение последующих 30 лет мы оставались в неведении относительно того, что если бы мы решились на высадку, мы бы встретили ядерный отпор, к которому американская администрация не была готова" [37].
Т. Соренсен, бывший советник и спичрайтер президента Дж. Кеннеди, проанализировал возможные варианты действий, которые могли бы предпринять обе стороны: что бы произошло, если бы Кеннеди послушался своих советников и отдал приказ о вооруженном вторжении на Кубу? Что бы произошло, если бы советский премьер Н. Хрущев уступил настояниям Кастро и нанес ракетно-ядерный удар по США? А если бы США нанесли ответный удар, мстя за уничтожение своего самолета У-2? На все эти вопросы Соренсен дал единственный ответ: "Сегодня нас здесь не было бы" [37].
Кубинский кризис стал кульминацией "холодной войны". За его возникновение несут ответственность обе стороны, в чем убеждают документальная база и историография проблемы. Осмысление событий того времени и их причин будет способствовать повышению эффективности деятельности по снижению риска возникновения ядерного конфликта.
Литература