журнал международного права и международных отношений 2005 — № 2
международные отношения
РЕФОРМИРОВАНИЕ СТРАН ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ В УСЛОВИЯХ РАСШИРЕНИЯ ЕВРОСОЮЗА
Максим Аблов
Автор:
Аблов Максим Сергеевич — аспирант кафедры международных отношений факультета международных отношений Белорусского государственного университета
Рецензенты:
Шадурский Виктор Геннадьевич — доктор исторических наук, профессор кафедры международных отношений факультета международных отношений Белорусского государственного университета
Лобач Андрей Иванович — кандидат экономических наук, доцент кафедры международного бизнеса Белорусского государственного экономического университета
Интеграционная политика западных соседей Беларуси — в недавнем прошлом наших друзей по социалистической системе, объединенных в Совете экономической взаимопомощи (СЭВ) — за-служивает внимания и дает немало пищи для размышлений, каким бы противоречивым не был накопленный ими опыт. В равной степени это относится к перспективам развития и других стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ).
Актуальность экономической и политической трансформации в странах ЦВЕ подтверждается прежде всего тем, что прошедшая в мае 2004 г. очередная волна расширения Европейского союза (ЕС) (самая значительная в его истории) выдвинула принципиальные вопросы: кто станет его новыми членами в будущем? И произойдет ли это вообще? Охватит ли интеграционный процесс весь европейский регион, включая Беларусь и Россию, или же на государствах, только что «вернувшихся в Европу», эксперимент закончится? Преждевременно ставить вопрос о том, станут ли претендовать государства СНГ на полноправное членство в ЕС, но в любом случае опыт истории интеграции в Западной Европе должен послужить примером для стран бывшего СССР. В частности, для Беларуси успех интеграции стран ЦВЕ в ЕС может оказаться примером успешно проведенных социально-экономических преобразований, нацеленных на построение постиндустриального общества. Не исключен и обратный сценарий. Если интеграция обернется своего рода «консервацией» второразрядной роли новых членов и сохранением в них социальной нестабильности, то станет очевидным, что не стоило торопиться с рыночными преобразованиями в духе «шоковой терапии», а целесообразнее сосредоточиться, например, на доминирующем в белорусском государстве совершенствовании социальной ориентации.
На пути в Европейский союз. Вовлечение стран региона ЦВЕ в Евросоюз начиналось в июле 1993 г., когда в Копенгагене состоялся саммит ЕС, на котором были определены политические и экономические критерии для стран — кандидатов на вступление в ряды этой структуры. Основными среди них являлись: демократия и уважение прав человека (заметим: прежде всего в политической сфере), жизнеспособная рыночная экономика, соответствие законодательства, административной и юридической систем нормам, принятым в ЕС. Курс на вступление заявили к тому времени 10 европейских государств: Болгария, Венгрия, Латвия, Литва, Польша, Румыния, Словакия, Словения, Чехия и Эстония. Основой отношений между ЕС и этими государствами стали так называемые Европейские соглашения — двусторонние договоры об ассоциированном членстве и свободной торговле, заключенные в течение первой половины 1990-х гг. Соглашения рассматривались как начальный этап включения этих стран в процесс европейской интеграции с перспективой их дальнейшего полно-правного членства в организации.
10 декабря 1994 г. в Эссене (Германия) состоялась встреча глав государств и министров иностранных дел 21 государства ЦВЕ и ЕС. В ходе встречи руководством ЕС была одобрена стратегия приобщения государств ЦВЕ к Евросоюзу.
На тот момент лишь четыре (Польша, Кипр, Венгрия и Чехия) из десяти стран, заключивших Европейские соглашения, были признаны отвечающими копенгагенским критериям (и то не полностью). Серьезную обеспокоенность вызывало предстоящее перераспределение финансовых ресурсов ЕС в пользу новых членов. Потребовалось еще 10 лет для сглаживания основных проблем в ходе переговорного процесса.
Следующим важным событием в процессе европейской интеграции явился саммит ЕС в Амстердаме (июнь 1997 г.). На нем были обозначены два главных направления углубления интеграции, регламентированные статьями Маастрихтского договора 1992 г. Во-первых, это расширение ЕС, а во-вторых, реформа его собственной институциональной системы. Был подготовлен список стран-кандидатов первой волны, с которыми в начале 1998 г. начались переговоры по вступлению: 30 марта 1998 г. в Люксембурге на заседании Совета министров иностранных дел ЕС состоялся первый раунд переговоров, реально же переговоры начались в апреле с наиболее «зрелыми» кандидатами. На переговорах в первую очередь решались такие проблемы как миграция рабочей силы, право собственности на землю, экология и сельское хозяйство. С остальными претендентами переговоры начались позже, после того, как уровень их политического и экономического развития был признан Европейской комиссией удовлетворительным.
Вступление новых членов сулило немало проблем для Евросоюза. Одной из них, непосредственно возникавшей из предстоящего расширения, являлась необходимость реформирования внутреннего механизма существования самой организации, а именно проведения институциональной реформы. В этой связи большое значение придавалось саммиту глав государств и правительств ЕС в Ницце. Срок проведения встречи был назначен на 7—8 декабря 2000 г., однако из-за сложности согласования позиций государств-членов совещание длилось четыре дня. Ситуацию осложняло возникшее противоборство между ФРГ и Францией: немцы требовали предоставить им в Совете министров ЕС голосов больше, чем у других (33 голоса против 30 у Великобритании Франции и Италии и 29 — у Испании). Французы высказались против, опасаясь «немецкого» перевеса. В конце концов было решено, что существовавший ранее принцип единогласного принятия решений в Европарламенте и Совете министров упраздняется и для принятия решений почти во всех сферах вводится принцип простого большинства.
Одной из существенных проблем в связи с расширением ЕС выступало преодоление разрыва между преуспевающими и отстающими регионами. После включения в Евросоюз новых членов он только увеличивался. Подавляющее большинство кандидатов — беднее самых бедных членов ЕС. В подтверждение этому профессор Лукашевски, бывший посол Республики Польша во Франции, привел интересные цифры: во время первого расширения ЕС (когда в тогдашнее Сообщество вступили Великобритания, Ирландия и Дания) его население выросло на 33 %, а валовой продукт — на 32 %; после второго расширения (вступление Греции) эти цифры составили 3,7 % и 2,8 % соответственно; третье расширение (вступление Испании и Португалии) увеличило численность населения на 17,7 %, а валовой продукт — на 11,6 %; в результате четвертого расширения (принятие в Союз Австрии, Швеции и Финляндии) эти цифры составили 6,2 % и 6,3 %. В случае принятия в ЕС Польши, Венгрии, Чехии и Словакии население вырастало на 17,4 %, а валовой продукт — только на 5,9 % [5, с. 27]. Вдобавок ко второй группе «бедных» стран ЕС (Греция, Португалия и Испания) появлялась и третья. Из 105 млн человек, населяющих новые государства ЕС, более 98 млн живут в регионах, где душевой доход составляет менее 75 % от среднего по Союзу [6, с. 42].
Для решения проблемы подтягивания «второй группы» к уровню развитых государств ЕС проводится так называемая «политика сближения»: средства из фондов сближения выделяются для структурных преобразований в слаборазвитых регионах ЕС. В результате майского (2004 г.) расширения ЕС большая доля средств из фондов сближения ушла к «третьей группе», т. е. к новым членам. Как следствие, предыдущие регионы — получатели средств из фондов перешли в категорию среднеразвитых. Однако свертывания начатых там социально-экономических программ ЕС допустить не может. Возникающее противоречие усугубляется тем, что при распределении средств Еврокомиссия намеревается придерживаться принципа общей выгоды: деньги будут выделяться на конкретные проекты, в которых заинтересован Брюссель.
Надо полагать, что постепенно могут усугубляться существующие острые социальные проблемы — безработица, борьба с бедностью. Связано это, в частности, с тем, что в каждом из государств региона ЦВЕ социальные издержки осуществляемых реформ, по словам Т. Соколовой, многократно превысили запас как материальной, так и эмоциональной прочности восточноевропейского среднего класса (имеется в виду «старый» средний класс, сформированный еще в 1980-е гг. — М. А.) [9, с. 133]. Быстрого и легкого формирования «нового» (западноевропейского типа) среднего класса не произошло. В странах ЦВЕ, осознав принципиальную невозможность повернуть вспять стремительный процесс разрушения старой системы, предпринимались попытки наладить динамичный процесс становления представителей «нового» среднего класса — мелких и средних предпринимателей, частных фермеров, менеджеров и т. п. Главная специфика их мировоззрения — получение стабильного высокого дохода путем совершенствования своих профессиональных навыков. Именно они обеспечивали выполнение государственной задачи по обеспечению поддержки рыночных преобразований среди населения. Создавалась законодательная база частной собственности, расширялись возможности использования наемного труда. Например, в Болгарии был принят закон «О создании частных предприятий» (1989), в Венгрии — «О предпринимательстве» (1990), в Польше — «О начале хозяйственной деятельности» (1989), в Румынии — «Об организации и развертывании экономической деятельности на основе частной инициативы» (1990), Чехии и Словакии — «О частной предпринимательской деятельности граждан» (1990) и «О мелком и среднем предпринимательстве» (1992). Были также разработаны пакеты документов о приватизации и реституции государственной собственности.
Новый «железный занавес»? До 1989 г. преобладало мнение о том, что разделительная линия между Востоком и Западом — лишь политическая, и с крахом «реального социализма» все станет на свои места: страны ЦВЕ «возвратятся в Европу». Однако постсоциалистическое развитие показало основательность ментального барьера между восточно- и западноевропейскими странами как продукта 50-летней изоляции, идеологического и экономического противоборства. В Западной Европе более столетия складывалась демократическая система общественных отношений. Демократические институты (в полном смысле этого слова) в странах ЦВЕ существуют чуть более одного десятка лет, и до стандартов западного общества им предстоит проделать тяжелый путь. Их включение в ЕС выглядит своего рода преждевременным «вторжением чужаков». Настороженность Запада имеет и серьезную социально-экономическую подоплеку: в развитых государствах ЕС опасаются наплыва дешевой рабочей силы с востока континента, а в результате — ощутимого роста безработицы. Большинство же населения ЕС первоочередной задачей считает борьбу с безработицей, нищетой и организованной преступностью. Таким образом, на первое место выходят социальные аспекты расширения Евросоюза.
В странах-кандидатах, по мере их продвижения к членству в ЕС, также наблюдалось определенное снижение доли населения, поддерживающего дальнейшее укрупнение организации. В Польше, например, имело место мнение, что членство в ЕС может угрожать приходом немецкого капитала, что в итоге обернется сильной экономической зависимостью пограничных с Германией земель. Многие поляки и сейчас опасаются, что немцы способны вернуть бывшие германские земли экономиче-ским путем, просто скупая польскую собственность, а страна через несколько лет потенциально станет своеобразной «Мексикой для Германии». В государствах, «вселившихся» недавно в «евродом», нет уверенности, что с ними установят тесные, взаимовыгодные и равные отношения основные партнеры по ЕС (Франция, Германия, Великобритания). Не пропадают сомнения и в том, что перед включением новых членов Евросоюзу следовало провести кардинальную институциональную реформу.
Не вызывает оптимизма и то, что Польше уготована роль своеобразной преграды на пути притока на Запад нелегальных иммигрантов и незаконной торговли. Польские власти вынуждены ужесточать контроль на восточной границе. При этом в Брюсселе никого, в принципе, не интересует тот факт, что наносится серьезный ущерб активной трансграничной торговле с Беларусью, которая помогала выжить одному из самых бедных сельскохозяйственных районов на востоке Польши. Сами рядовые поляки выступают за лучшие отношения с Беларусью, но их, по сути, заставляют отгораживаться от восточных соседей введением визового режима между государствами некогда единой системы СЭВ.
Некоторые опасения уже оправдываются. Среди ведущих стран считается, что инвестиции в «общее дело», каковым стало и расширение ЕС, являются нерациональным вложением средств и в среднесрочной перспективе повлекут сокращение национальных бюджетов. Так, президент Еврокомиссии Х. М. Барросо в интервью при вступлении в должность констатировал простой и банальный факт: «Европейскому союзу нужно больше денег» [6, с. 3]. С ним соглашался и министр финансов правительства Г. Шредера (Германия) Х. Айхель: бюджет организации необходимо рационализировать как можно скорее. Х. М. Барросо признал горькую правду: для того, чтобы остаться конкурентоспособным регионом мира и глобальным игроком на мировой арене, строительство «Европы 25-ти» с населением в 450 млн человек нельзя осуществлять за счет тех же средств, что строительство «Европы 15-ти». Безусловно, эту проблему осознают в Берлине, Лондоне, Париже или Мадриде.
Кроме того, Евросоюз стоит перед другими серьезными испытаниями: борьбой с терроризмом, безработицей, бедностью и наплывом мигрантов. Последнее обстоятельство вызывает все большее беспокойство как со стороны ЕС, так и со стороны Беларуси. Причем проблемы эмиграции и трудовой миграции возникают не только в передовых государствах ЕС, но и у десяти стран, ставших в 2004 г. новыми членами организации. Больше всего эмигрантов и трудовых мигрантов приезжает в Восточную Европу из Украины, Беларуси и Молдовы. Основная часть иностранцев относится к категории так называемых экономических мигрантов. Другими словами, рассчитывает найти более высокооплачиваемую работу, чем на родине.
Речь идет о сотнях тысяч нелегальных мигрантов, которых Беларуси приходится очень дорого содержать на своей территории. Руководство республики не раз выражало свое недовольство по поводу того, что стране приходится обеспечивать безопасность границ Польши, Литвы и Латвии фактически за свой счет. В любом случае, единственный способ борьбы с незаконной миграцией — совместные действия всех государств. И Беларуси, которая оказалась на границе с ЕС, в этом процессе отведена важная роль. Только в прошлом году благодаря усилиям белорусских пограничников в Европу не попало почти 15 тыс. нелегальных эмигрантов [1].
Таким образом, «бережливые» европейские политики строят планы финансирования решений указанных проблем исключительно за счет союзного бюджета. Намерения большинства европейских политиков вступили в резкое противоречие с политическими обещаниями уже при формировании бюджета ЕС на 2005 г. По своему объему (105 млрд евро) он не превышает, к примеру, и половины бюджета ФРГ (260 млрд) — экономического стержня ЕС [7, с. 3]. Причина скупости бюджета не столько в характере европейцев, сколько в необходимости продолжать грандиозные внутрисоюзные преобразования. В частности, на развитие сельскохозяйственной отрасли требуются субсидии более чем в 50 млрд евро. Огромные суммы поглощают структурные фонды. Заметно урезаны инвестиции на поддержку важнейших проектов будущего — образования и науки. Есть даже опасения, что в скором будущем может встать вопрос о платежеспособности единой Европы.
Расчеты новых членов на разрешение социально-экономических проблем. В конце 80-х—начале 90-х гг. ХХ в. основой идеологии правительств стран ЦВЕ становится либеральная модель перехода к рынку, ориентированная на ослабление вмешательства государства в решение индивидуальных проблем граждан. В частности, она предполагала снятие значительного числа ограничений на предпринимательство, предоставление большей свободы для мобилизации собственных сил людей, не полагающихся на чью-либо помощь. Проводимые изменения в таможенном и налоговом законодательстве были также направлены на то, чтобы привести их в соответствие с нормами ЕС.
Уже стало традицией считать, что с тех пор руководство страны переставало быть социалистическим, так как брало курс на построение либерального общества с рыночной экономикой. Однако, к примеру, известный польский профессор-экономист Г. Колодко это утверждение оспаривает. По его мнению, первые реформы в политическом смысле являлись средством защиты и укрепления именно социалистической системы. Власти рассматривали допущение рынка как средства продления существования социализма, а оппозиция считала его инструментом свержения строя. То, что одни считали лекарством, другие расценивали как яд. Иными словами, оппозиция стремилась достичь «улучшения путем ухудшения» [3, с. 37].
При проведении экономической реформы главными оказывались политические вопросы о направлениях, темпах развития и результатах, а также финансовые — о затратах. Принято считать, что в условиях стабильных, опирающихся на многолетние традиции демократических систем ухудшение их функционирования представляет собой серьезную интеллектуальную и политическую проблему. Политика, вызвавшая эту проблему, подвергается критике и быстро корректируется. Никто не стремится заменить саму систему, поскольку считается возможным исправить положение корректировкой политики. Проблема постсоциалистических правительств в том, что они слишком болезненно реагируют на необходимость корректировок либо осуществляют это для вида. В этом смысле им не хватает опыта и традиций политического руководства.
Жестоко ошиблись те правительства, которые рассчитывали, что определенная стабилизация, последовавшая после кризиса начала 1990-х гг., автоматически приведет к росту производства и оздоровлению экономики на ранних стадиях переходного периода. Иллюзорными оказались надежды на то, что новым членам после присоединения к ЕС уже не понадобится доказывать свою конкурентоспособность на едином рынке. Для того чтобы их хозяйство смогло выжить, потребовалась всеобъемлющая структурная и организационная перестройка всей экономики, ведь прежние барьеры для товаров и услуг из стран ЕС исчезли. В связи с этим эксперты считают, что населению присоединившихся стран предстоит пройти через период еще одной «шоковой терапии», серьезного экономического испытания.
Остается неоднозначным и отношение к последствиям перехода к рынку с помощью подобного метода. Сторонники «шоковой терапии» называют ее программой стабилизации, основополагающие элементы которой — решительная борьба с гиперинфляцией путем урезания государственных заимствований в центральном банке, привязка курса местной денежной единицы к твердым валютам, быстрая либерализация цен и внешней торговли, щедрая иностранная помощь. Вместе с тем короткий резкий шок оказался противоречив: институциональные сдвиги и приватизация всегда требуют продолжительного времени, но при «шоковой терапии» быстрая либерализация цен и внешней торговли обусловили высокие темпы структурных изменений. Однозначно положительного эффекта добиться не удалось.
Даже многие западные ученые скептически относятся к ускоренному переходу к рыночной экономике. Они считают, что рыночные институты являются продуктом длительного эволюционного развития. Например, англичанин П. Раймент, заместитель директора секции экономического анализа и прогнозов Европейской экономической комиссии (ЕЭК) ООН, в статье о проблемах реформирования в Восточной Европе подвергает резкой критике «шокотерапию». Вместо нее он предлагает метод «демократической постепенности (градуализма)» для построения рыночной, а точнее «смешанной» экономики, подчеркивая на этом этапе важность государственной, а не частной финансовой поддержки со стороны Запада [4, с. 59]. На деле «шокотерапия» и массовая приватизация скорее сыграли на руку бывшей номенклатуре и мафиозным элементам, дискредитировав рыночные реформы перед электоратом. Также напрашивается вывод о фактической неспособности тогдашнего руководства стран ЦВЕ предвидеть масштабы связанного с переходом к рынку падения производства.
В итоге оптимизм, граничащий на рубеже 80-х—90-х гг. ХХ в. с эйфорией, позже соседствовал с разочарованием общества. Стали бросаться в глаза значительные расхождения между ожиданиями от реформ и реальностью. В этой связи Д. Россати, бывший министр иностранных дел Польши, подметил разницу между ожиданиями широких слоев населения, сформированными под воздействием антикоммунистической пропаганды и демонстрации изобилия западных экономик, и реализацией планов политических элит [8, с. 69]. Распространенное мнение, что замена коммунизма капитализмом — несложное дело и что такой переход практически сразу же обеспечивает повышение уровня жизни, опровергалось социальными издержками рыночных преобразований, которые оказались значительно выше, чем предполагали изначально идеологи реформ, а тем более — чем ожидали широкие слои населения. Упомянутый Д. Россати сравнивает экономический спад 1989—1993 гг. по силе последствий с Великой депрессией 1929—1933 гг. [8, с. 71]. В частности, для Румынии и Югославии существовала опасность скатиться на латиноамериканский путь социального развития [9, с. 134], т. е. в состояние жесткого противостояния богатого меньшинства и люмпенизированного большинства при отсутствии среднего класса.
Тем не менее, с 1997 г. в странах Центральной и Восточной Европы все четче обозначалось намерение создать социально ориентированную экономику (по типу западноевропейской) на основе новой модели социальных гарантий, которая обеспечивала бы стабильное воспроизводство населения и учитывала организационные и структурные изменения в обществе, а также полезность многих форм социальной защиты при социализме [10, с. 45]. Основы новой системы социальной защиты были заложены уже в первые годы преобразований. В отличие от России, где экономическая либерализация была по существу лишена социальных амортизаторов, большинству стран региона в короткие сроки удалось обеспечить приемлемую защиту наиболее уязвимых категорий населения [10, с. 46]. Первыми из постсоциалистических стран к принятой в государствах Западной Европы системе государственного гарантирования прожиточного минимума перешли Чехия и Словакия. В конце 1994 г. там были приняты законы о прожиточном минимуме и дополняющие их социальные законы. В дальнейшем ставились более сложные задачи: снижение суммарных социальных расходов государства, переход от уравнительного предоставления социальной помощи к строго адресному, дифференциация ее размеров, форм и продолжительности в зависимости от причин кризисной ситуации, к примеру в малообеспеченной семье.
Для привлечения дополнительных доходов требуется реформирование системы пенсионного и социального обеспечения, налоговой системы и повышение цен на местное продовольствие на 30—80 % — до уровня внутренних цен ЕС. Несмотря на положительные в целом макроэкономические показатели в странах-новичках, правительствам необходимо принять меры для поддержки экспортеров, снизить налоги и предоставить им кредиты. В то же время население недовольно тем, что экономический рост сопровождается социальной поляризацией, а реструктуризация ряда отраслей (прежде всего сельского хозяйства) осложнена ростом безработицы. Неудивительно, что большинство польских фермеров, к примеру, не усматривают особых экономических выгод от вступления в Евросоюз. Постсоциалистическим странам понадобится еще не один десяток лет для достижения среднего в ЕС уровня ВВП на душу населения.
Даже опыт соседней Польши, одного из лидеров в области постсоциалистических преобразований, в последнее время становится менее убедительным и привлекательным. Проблема в темпах экономического роста. После периода «шоковой терапии» 1990—1993 гг. удалось вывести экономику на путь необычайно быстрого роста. За четыре года внутренний валовой продукт (ВВП) увеличился почти на 28 %, инфляция сократилась на две трети, безработица — на одну треть, страна стала членом Организации экономического сотрудничества и развития. Однако позже, в 1998—2001 гг., в результате замораживания реформ ВВП вырос только на неполных 15 %. Уже в 2000—2001 гг. более значительный рост по сравнению с Польшей отмечается как в Беларуси (6 % в 2000 и около 4 % в 2001 г.), так и в России и Украине [2, с. 14].
Заключение. Уже можно утверждать, что демократизация и становление рыночных отношений в странах ЦВЕ, о чем заботится Запад, пустили сильные корни. Однако это не означает, что процесс завершен. Как скажутся тяжелые последствия перехода к рыночному механизму хозяйствования на объединенной Европе, которая уже «поглотила» почти весь постсоциалистический блок? Ответ даст время. Страны региона в составе ЕС будут успешнее преодолевать вызовы глобализации. Глобализация, понимаемая как интеграция отдельно функционирующих до сих пор рынков товаров и капитала, а также рабочей силы, уже стала неизбежным и необходимым процессом. Она принесет значительно больше пользы, чем вреда, открывая для государства различные части мирового рынка, предоставляя доступ к чужим сбережениям (зарубежные инвестиции), современным технологиям экономически развитых стран. Конечно, глобализация несет с собой дополнительные риски в виде «ускользания» за границу полученной в стране прибыли. В таком случае капитал не только не приумножается с пользой для государства, но начинает выполнять функцию инструмента эксплуатации, используемого международными инвесторами и спекулянтами.
Опыт вовлечения в процессы глобализации весьма необходим для Беларуси. Конечный результат вовлеченности, альтернативы чему просто нет (равно как и общецивилизационной модели рыночной экономики), для белорусского государства в большей степени, чем для соседей по региону, зависит от уровня собственной стратегии развития и политики роста, а риск ущерба от глобализации для страны более высок. Их опыт также показывает, что к негативным и нежелательным последствиям приводят такие действия властей, как стремительное «расшатывание» государственных основ при переходе к рынку без соответствующей подготовки ослабления контроля государства над хозяйственной жизнью, некомпетентность и экстремизм руководства. Все это неизбежно ведет к расцвету коррупции и преступности в управленческой сфере и сталкивается с неподготовленностью законодательной базы к системным преобразованиям.
Постсоциалистическая трансформация оказалась закономерным процессом, требующим соответствующей экономической стратегии и политики. Все страны региона сделали из этого соответствующие политические и экономические выводы на национальном и местном уровнях, в административно-структурной среде и в бизнесе. Беларусь также осуществляет реформирование, которое призвано создать эффективную и конкурентоспособную на международной арене рыночную экономику во имя удовлетворения запросов подавляющей массы людей. Сроки его завершения существенно зависят не только от таланта в сочетании методов проб и ошибок. У Беларуси имеются немалые возможности оценить чужие ошибки на пути продвижения структурных реформ, создания институтов рыночной экономики, решения социальных проблем, а также перспектив интеграции в европейскую и мировую экономику и тем самым избежать собственных.
ЛИТЕРАТУРА
1. Зенина, Т. Стой! Кто идет? // Советская Белоруссия. 2004. 20 марта.
2. Колодко, Г. Глобализация и перспективы развития постсоциалистических стран: пер. с пол. Мн.: ЕГУ, 2002.
3. Колодко, Г. От шока к терапии. Политическая экономия постсоциалистических преобразований. М.: Эксперт, 2000.
4. Инджикян, Р. Восточноевропейские рыночные реформы в оценках экспертов ООН // Мировая экономика и международные отношения. 1996. № 5. С. 59—64.
5. Rozwarstwienie Unii Europejskiej a Polska // Polska w Europie. 1999. Listopad. S. 27.
6. ЕС: проблемы расширения и развития // Компас: Вестник международной информации ИТАР-ТАСС. 2001. № 7. С. 41—45.
7. Neff, B. Das Finanzloch klafft immer tiefer // Sьddeutsche Zeitung. 2004. 21/22 August. S. 3—5.
8. Россати, Д. Пять лет рыночных преобразований в Восточной Европе: ожидания, результаты и задачи политики // Мировая экономика и международные отношения. 1996. № 4. С. 68—81.
9. Соколова, Т. Формирование среднего класса в Восточной Европе // Мировая экономика и международные отношения. 1994. № 4. С. 133—139.
10. Шестакова, Е. Реформирование системы социальной защиты населения в странах Восточной Европы // Мировая экономика и международные отношения. 1997. № 1. С. 45—54.