журнал международного права и международных отношений 2006 — № 2
международное право — вопросы теории
НОРМЫ «МЯГКОГО» ПРАВА: ПОНЯТИЕ И ПРИЗНАКИ
Ольга Кашлач
Автор:
Кашлач Ольга Вячеславовна — аспирант кафедры международного и сравнительного права Академии управления при Президенте Республики Беларусь
Рецензенты:
Лепешков Юрий Алексеевич — кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой международного права факультета международных отношений Белорусского государственного университета
Левшунов Сергей Евгеньевич — кандидат юридических наук, доцент, заведующий сектором международного и сравнительного права Института государства и права Национальной академии наук Беларуси
Введение
В международно-правовой литературе много внимания уделяют исследованию норм международного права. Но существует целый массив правил, закрепленных в различных нормативных документах, регулирующий международные отношения, который не подпадает под определение международно-правовой нормы. Тем не менее, без существования таких правил полноценное регулирование международных отношений было бы невозможным. В литературе такие нормы в литературе обозначают как «мягкое» право (soft law).
Несмотря на то, что нормы «мягкого» права осуществляют большой объем регулирования, это явление не изучено в достаточной степени. Следует отметить некоторую условность данного термина, который, тем не менее, объединяет целую совокупность норм, обладающих определенными схожими качествами и выполняющих важную роль в регулировании международных отношений.
Концепция «мягкого» права сформировалась примерно в 70-х гг. XX в. преимущественно в западно-европейской правовой доктрине [9, c. 95]. Однако до сих пор она является предметом всевозможных дискуссий в теории международного права. В отечественной международно-правовой литературе отсутствует комплексное исследование этого феномена. Проблема норм «мягкого» права рассматривалась в рамках российской международно-правовой доктрины такими юристами, как И. И. Лукашук [12; 14], Р. А. Колодкин [9], Т. Н. Нешатаева [21], Ким Док Чжу [8]. Значительное число работ по исследованию этого феномена представлено в зарубежной литературе, среди которых можно назвать труды ученых П. Вейля [32] (Франция), Дж. Голда [29] (США), М. Сини [28] (Италия), Дж. П. Бургесс [27] (Норвегия), Д. М. Трубек, П. Коттрелл, М. Нансе [31] (США).
1.Понятие «мягкого» права
Несмотря на то, что термин «мягкое» право уже занял свое место в международно-правовой доктрине и практике государств, четкого определения он еще не получил. Более того, сама концепция часто подвергается резкой критике. Трудность здесь заключается в том, что, во-первых, под «мягким» правом понимаются разные по своей природе и характеру нормы, во-вторых, они имеют свои особенности в регулировании международных отношений, которые не всегда хорошо воспринимаются сторонниками формально-правового подхода.
Обычно под «мягким» правом в международно-правовой литературе понимается нормативная совокупность, состоящая из двух видов норм: 1) нормы договоров, которые неопределенны по своему содержанию и не порождают для государств конкретных прав и обязанностей; 2) нормы, содержащиеся в резолюциях международных органов и организаций, не обладающих юридически обязательной силой. В таком контексте нормы «мягкого» права исследуются американским ученым Дж. Голдом [29], российским юристом И. И. Лукашуком [12; 14]. Некоторые исследователи, говоря о «мягком» праве, имеют в виду только одну из этих категорий. Например, в российском учебнике по международному праву под редакцией Ю. М. Колосова и В. И. Кузнецова под нормами «мягкого» права понимаются нормы, содержащиеся в резолюциях Генеральной Ассамблеи ООН, а также в аналогичных актах других международных организаций (универсальных и региональных) и конференций, которые имеют рекомендательный характер и не являются нормами международного права [16, с. 22—23]. В другом российском учебнике по международному праву под редакцией
К. А. Бекяшева этот термин применяют в отношении договорных норм: «Особенностью международного экономического права и его источников является значительная роль так называемого "мягкого" права, т. е. правовых норм, которые используют выражения типа "принимать необходимые меры", "содействовать развитию или осуществлению", "стремиться к осуществлению" и т. д. Такие нормы не содержат четких прав и обязанностей государств, но, тем не менее, являются юридически обязательными» [18, с. 384].
Ряд авторов рассматривает понятие «мягкого» права (soft law) в совокупности с понятием «твердого» права (hard law). Как утверждает российский ученый Т. Н. Нешатаева, в западной правовой литературе «сформировалась концепция о делении международного публичного права на "мягкое" право (soft law) — рекомендательные нормы и "твердое" право (hard law) — обязательные нормы» [21, с. 108]. С такой же позиции норвежский юрист Дж. П. Бургес [27] исследует проблемы соотношения «твердого» и «мягкого» права. В итальянской правовой доктрине Ф. Снайдером было предложено определение норм «мягкого» права — «это правила поведения, которые в принципе не имеют правовой обязательности, но которые, тем не менее, могут иметь практический эффект» [30, с. 2]. Следует заметить, что в международно-правовой литературе была развернута широкая дискуссия относительно обязательной силы норм «мягкого» права. Например, Ким Док Чжу отмечал: «Деление международного публичного права на "мягкое" право (soft law) и "твердое" право (hard law) (т. е. рекомендательное и обязательное. — О. К.), предложенное в западной доктрине международного права, отражает реальные процессы в международных отношениях, но вряд ли является состоятельным по отношению к международному публичному праву в целом» [8, с. 6—7].
Противники концепции soft law считают, что появление такого института, как «мягкое» право неуместно и не имеет под собой никакого юридического обоснования. Например, французский профессор П. Вейль считает, что какой бы ни была по содержанию норма международного договора, «мягкой» или «твердой», она не перестает быть правовой нормой. Точно также нормы резолюций не могут считаться правовыми (пусть даже с точки зрения «желательного» или «учреждающего» права), так как «никакая юридическая сила не может быть им приписана без отрицания различия между понятиями lex lata и lex ferenda» [32, с. 414, 417]. В рамках российской правовой доктрины в 1985 г. Р. А. Колодкин выступил с мнением, что концепция «мягкого» права — это «попытка втиснуть в границы международного права положения, не формулирующие международно-правовых норм», с одной стороны, а с другой — приведение «к частичной деюридизации целого ряда обязательств по международному праву» [9, c. 96—97].
В последнее время в международно-правовой доктрине появились исследования соотношения «мягкого» и «твердого» права, исходя из качественных особенностей этих норм. В американской правовой доктрине учеными Д. М. Трубеком, П. Коттреллом и М. Нансе [31] было проведено комплексное исследование этой проблемы. Они отмечают, что в литературе, затрагивающей вопросы международных отношений, понятие «твердое» право используют для обозначения юридических обязательств, которые имеют конкретное значение и делегируют полномочия по толкованию и имплементации права. Обязательность здесь рассматривается в том смысле, что, принимая такие нормы, государства не только берут на себя обязательства по предмету и целям этих норм, но и попадают под действие правил и процедур всего международного права. Под конкретностью понимается, что эти нормы однозначно определяют модель поведения. Делегирование полномочий означает, что третьей стороне предоставлено право выносить авторитетное мнение относительно имплементации, толкования и применения норм для того, чтобы существовал механизм разрешения споров и процедура внесения поправок. Понятие «мягкого» права используется для обозначения норм, в отношении которых один или несколько из перечисленных аспектов теряют свою характерность [31, с.10].
Норвежский юрист Дж. П. Бургес предлагает понимать hard law как совокупность норм, «которые составляют правовые системы в традиционном смысле». Норма «твердого» права — идеальная модель в форме «чистой законности», которая имеет формальную определенность, и по характеру должна быть общая и абстрактная. «Мягкое» право — это правила, не выраженные в такой форме [27, с. 470].
Таким образом, можно отметить, что единого подхода к пониманию «мягкого» права в международно-правовой доктрине не существует. Условно можно выделить три концепции определения «мягкого» права. Во-первых, под «мягким» правом понимается определенный нормативный массив или документы, содержащие такие нормы. Во-вторых, авторы определяют его, как правила необязательного характера. В-третьих, к «мягкому» праву относят нормы, у которых отсутствуют те или иные признаки норм «твердого» права. Отдельно можно выделить еще одну концепцию отрицания «мягкого» права.
Анализ этих точек зрения позволяет сделать вывод о том, что «мягкое» право по нормативному составу представляет собой совокупность, состоящую из двух видов норм: договорных и норм, которые содержатся в актах рекомендательного характера. Качественной характеристикой договорных норм является то, что, несмотря на свой правовой характер, такие нормы не порождают четких прав и обязанностей для государств. Нормы резолюций характеризуются тем, что не имеют юридически обязательной силы. Нормы «мягкого» права содержатся в письменных источниках и являются результатом нормотворческой деятельности государств.
Несмотря на то, что нормы soft law не порождают для государств четких прав и обязанностей, все же, на наш взгляд, нельзя делать критерий обязательности определяющим в понимании «мягкого» права, так как, например, нормы международного договора, пусть даже содержащие нечеткие формулировки, являются международными юридическими обязательствами.
Подход тех авторов, которые утверждают, что норма «твердого» права — классическая модель международно-правовой нормы, а у «мягкого» права отсутствуют те или иные признаки таких норм, представляется наиболее предпочтительным. Это обусловлено тем, что сравнение двух категорий (hard law и soft law) может дать понимание их качественных различий, что позволит лучше познать сущность норм «мягкого» права.
2.Признаки международно-правовой нормы
Юридический словарь-справочник определяет норму международного права как «юридически обязательное правило поведения государств и других субъектов международного права в их международных отношениях» [7, c. 187]. И. И. Лукашук дает понятие нормы как «созданного соглашением субъектов формально определенного правила, устанавливающего для них права, обязанности и обеспечиваемого юридическим механизмом» [14, c. 113]. Российский ученый А. Н. Талалаев утверждал: «Международно-правовая норма — это выраженное в особой форме обязательное правило взаимоотношений государств и других субъектов международного права (локальное или общеобязательное) различной степени общности, являющееся результатом согласования воль различных государств и обеспечиваемое в случае необходимости государственным принуждением индивидуально или коллективно» [22, c. 132].
На основании указанных определений можно выделить следующие признаки международно-правовой нормы: общий характер, формальная определенность, юридическая обязательность, действие через права и обязанности, которые являются результатом согласования воль государств.
3.Общий характер норм «мягкого» права
Одной из основных характеристик правовой нормы выступает ее общий характер. Российский ученый В. С. Нерсесянц пишет: «Общий характер нормы права означает, что она является постоянно действующим правилом правовой регуляции определенного вида общественных отношений. Действие нормы права не исчерпывается ее однократным применением» [20, c. 127]. Это качество многие авторы [11, c. 24; 14, c. 113; 15, c. 178] справедливо приписывают и международно-правовой норме. Такое качество международно-правовой нормы, как ее общий характер, исходит из того, что данная норма является разновидностью социальных норм. Как утверждает российский юрист А. В. Васильев, «социальной нормой является не любое правило поведения, а только то, которое применяется неопределенное количество раз в типичных случаях, то есть имеет общий, а не индивидуальный характер» [3, c. 30]. Нормы «мягкого» права являются также разновидностью социальных норм [14, c. 55], а поэтому представляют собой правило, имеющее общий характер.
4.Нормы «мягкого» права и формальная определенность
Следующим признаком правовой нормы в общей теории права выделяют формальную определенность, которая тесно связана с таким признаком, как предоставительно-обязывающий характер, т. е. ее действие через права и обязанности.
Касаясь этого вопроса, А. В. Васильев указывает, что юридическим содержанием нормы права является закрепленное в ней формально определенное поведение сторон, которое устанавливается путем возложения на них взаимосвязанных прав и обязанностей [3, c. 56]. Некоторые ученые полагают, что формальная определенность является точным бесспорным обозначением обстоятельств, порождающим правовые последствия, определение самих этих последствий, качеств, присущих участникам правоотношений [23, c. 509], что она выступает в виде четко сформулированного правила, фиксируется как строго выраженное требование должного или возможного поведения, закрепленное в юридических документах [4, c. 259]. И. И. Лукашук пишет: «Под формальной определенностью понимается отличительная черта международно-правовых норм, состоящая в особой четкости и определенности, в точности понятий и конструкций» [14, c. 113].
Выявлением сути данного понятия больше занимались в рамках общей теории права, нежели в теории международного права. Однако вполне справедливо утверждение, что и международно-правовая норма должна выступать в виде формально определенного правила поведения, т.е. в силу своего содержания порождать для субъектов международного права конкретные, четко определенные права и обязанности. Это отмечают В. А. Василенко [2, c. 186], И. И. Лукашук [13, c. 9], Дж. П. Бургес [27, c. 470].
Нормы «мягкого» права, содержащиеся в международных договорах, по форме являются правовыми. Однако в отличие от «твердых» международно-правовых норм они своими формулировками не порождают четко определенных прав и обязанностей. Некоторые юристы считают, что текст воспринимается как правовой, если в нем используется форма глагола «shаll» в английском языке или ее эквивалент, если он имеется, в других языках. Если же используется язык рекомендаций, то текст считается «мягким» правом [12, c. 160]. Как утверждает П. Вейль, содержание таких норм настолько неопределенное и нечеткое, что обязанности А и права Б едва ли можно понять [32, c. 414].
В этой связи следует заметить, что степень неопределенности формулирования правил поведения небезгранична. Как отмечает российский ученый С. С. Алексеев, определяющее качество права — его нормативность [1, c. 119]. Следует согласиться с российским юристом Н. В. Мироновым, который пишет: «В принципе международно-правовая регламентация может носить как общий (абстрактный), так и достаточно детализированный, а иногда даже и конкретно-определенный (казуистический) характер в его международно-правовом понимании.., слишком высокая степень абстрагирования в формулировании нормы может привести к утрате нормативности и превращению нормативного предписания в общую декларацию или констатацию состояния, т. е. в неправовые категории» [19, c. 44—45]. Поэтому, чтобы относить нормы «мягкого» права, содержащиеся в договорах, к нормам права вообще, необходимо, чтобы они обладали при всей их неопределенности формулирования качеством правовой нормативности.
Для сравнения рассмотрим две договорные нормы. В статье 1 Договора о нераспространении ядерного оружия 1968 г. сказано: «Каждое из государств — участников настоящего Договора, обладающих ядерным оружием, обязуется не передавать кому бы то ни было ядерное оружие или другие ядерные взрывные устройства, а также контроль над таким оружием или взрывными устройствами ни прямо, ни косвенно; равно как и никаким образом не помогать, не поощрять и не побуждать какое-либо государство, не обладающее ядерным оружием, к производству или к приобретению каким-либо иным способом ядерного оружия или других ядерных взрывных устройств, а также контроля над таким оружием или взрывными устройствами» [6, c. 398]. Из этого следует, что государства берут на себя конкретные обязательства по четко определенной линии поведения, и у них появляется право требовать от других государств такого же должного поведения. Данная норма, закрепленная в источнике международного права, порождает для государств конкретные, четко определенные права и обязанности и, соответственно, выступает в виде формально определенного правила поведения.
В статье 10 Конвенции ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ 1988 г. указывается: «Стороны сотрудничают непосредственно или через компетентные международные или региональные организации в целях оказания помощи и поддержки государствам транзита и, в частности, по мере возможности, развивающимся странам, нуждающимся в такой помощи и поддержке, путем осуществления программ технического сотрудничества в пресечении незаконного оборота, а также путем осуществления других связанных с этим мероприятий» [10, c. 76]. В этой статье четко не определена линия должного или возможного поведения, здесь закрепляются общие направления сотрудничества, которые впоследствии могут быть конкретизированы либо практикой, либо национальным законодательством, либо дополнительными соглашениями. Здесь отсутствует четкая определенность формулирования правил поведения, и у государств не возникает конкретных прав и конкретных обязанностей.
Исходя из вышесказанного, можно утверждать, что у норм «мягкого» права, содержащихся в международных договорах, отсутствует такой существенный признак «твердой» правовой нормы, как формальная определенность, и они не порождают для государств четких, определенных прав и обязанностей.
Нормы «мягкого» права, закрепленные в рекомендательных нормативных актах, нередко достаточно четко формулируют права и обязанности государств, т. е. по своему содержанию очень схожи с правовыми нормами. Для примера можно упомянуть Декларацию о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств 1981 г., где говорится: «Принцип отказа от интервенции и невмешательства во внутренние и внешние дела государств включает следующие права и обязанности» [5, c. 99]. Но, как правило, для формулирования решений международных организаций государства используют язык рекомендаций. Как пишет Т. Н. Нешатаева: «…в текстах употребляются такие формулировки, которые указывают на необязательность правил поведения, рекомендуемых в этих правовых актах: в английском тексте, например, обычно употребление глагола "should" вместо "shall"; в русском — "может" вместо "должен" и т. д. Для этих резолюций также типичны словосочетания типа "насколько это возможно", "по мере необходимости" и т. п. Формулы правил поведения государств-членов также фиксируются в непрямой манере и оставляют место для субъективного толкования» [21, c. 101].
Таким образом, нормы «мягкого» права, зафиксированные в рекомендательных нормативных актах, могут иметь в своем содержании разную степень определенности формулирования правил поведения, однако сама форма закрепления этих норм придает им рекомендательный характер, т. е. такие нормы не могут порождать юридические права и обязанности для государств. Как утверждает российский ученый С. В. Черниченко, «рекомендательность — юридическая необязательность нормы (модели поведения) или индивидуальной установки, заключающаяся в признании лишь желательности, целесообразности предусмотренного ею поведения» [26, c. 324]. Следует согласиться с Р. А. Колодкиным, что у норм данной категории отсутствует такое качество правовой нормы, как формальная определенность [9, c. 97].
Подводя итог вышеизложенному, можно утверждать, что нормы «мягкого» права в отличие от «твердых» правовых норм не порождают для субъектов международного права конкретных, четко определенных прав и обязанностей либо в силу формы своего закрепления, либо в силу своего содержания, т. е. они не обладают качеством формальной определенности.
5.Нормы «мягкого» права и волевой характер права
Волевой характер международно-правовых норм тесно связан с процессом правотворчества, т. е. с созданием международно-правовых норм. Как отмечают ученые, «создание норм международного права представляет процесс согласования воль (позиций) государств, включающий две стадии: 1) достижение согласия относительно правила поведения; 2) взаимообусловленное волеизъявление государств относительно признания правила поведения обязательным» [17, c. 89]. Значит только при условии соблюдения этих двух этапов в процессе сотрудничества государств могут появиться международно-правовые нормы. В том случае, если соглашение относительно правила поведения не достигнуто, или государства либо иные субъекты международного права не признают правила поведения юридически обязательными, то, соответственно, нормы международного права не появятся. Однако могут появиться нормы «мягкого» права как объективированный в письменной форме результат волевого нормотворческого процесса.
Как утверждал Г. И. Тункин, «процесс согласования воль государств относительно содержания правила поведения не всегда приводит к признанию этого правила в качестве нормы международного права. Процесс может остановиться на первой стадии, и в этом случае соответствующее правило не станет международно-правовой нормой. Таковы, например, нормы договора, не вступившего в силу. В качестве примера… могут служить также те резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, которые не имеют обязывающей силы» [24, с. 240—241]. В силу этого, если государства пришли к соглашению относительно правила поведения, но по разным причинам не готовы признать его юридически обязательным для себя, то они могут зафиксировать такие правила в нормативном акте (например, в рекомендательной резолюции международной организации), т. е. в виде норм «мягкого» права.
А. Н. Талалаев также указывал, что «рекомендации различных межгосударственных организаций (ООН, СЭВ и др.), хотя и могут выражать согласованную волю государств — членов этих организаций, но непосредственно к возникновению международно-правовых норм привести не могут, так как эти рекомендации юридически не обязательны для государств, что является необходимым признаком всякой международно-правовой нормы» [22, c. 142—143].
Таким образом, хотя такие нормы «мягкого» права и выражают согласованную волю государств, но в них отсутствует необходимый элемент международно-правовой нормы как юридически обязательная сила, т. е. процесс согласования воль государств включает только одну стадию: достижение согласия относительно правил поведения.
В дальнейшем этот процесс может продолжиться, и государства тем или иным способом признают за такими правилами юридически обязательную силу, что приведет к появлению международно-правовых норм. Впрочем, этот процесс может быть и не завершен. Как указывал Г. И. Тункин, «вторая стадия согласования воль государств состоит в признании этого правила государствами как юридического обязательного, т.е. как нормы международного права. Она может последовать или никогда не последовать» [24, c. 213]. В свою очередь, Т. Н. Нешатаева отмечала, что «резолюции-рекомендации межправительственных организаций системы ООН, формулирующие новые правила поведения государств-членов, выполняют двоякую роль: во-первых, они могут выступать в качестве стадии в правотворческом процессе, ведущем к оформлению нормы международного публичного права, и, во-вторых, они являются регулятором межгосударственных отношений, оставаясь при этом рекомендательными, а не обязательными нормами» [21, c. 107]. Значит нормы «мягкого» права, содержащиеся в неправовых актах, являются регулятором международных отношений и могут также стать этапом на пути формирования международно-правовой нормы.
Нормы «мягкого» права, содержащиеся в правовых источниках (как правило, это договорные нормы), характеризуются тем, что не порождают для государств четких прав и обязанностей. Однако сам международный договор, в котором они содержатся, как отмечал С. В. Черниченко, документ такого характера, который презюмирует, что сформулированные в нем нормы юридически обязательны [25, c. 46], и, как утверждал Г. И. Тункин, «межгосударственный договор как способ создания норм международного права — это явно выраженное соглашение между государствами относительно признания того или иного правила в качестве нормы международного права…» [24, c. 102]. Таким образом, процесс согласования воль государств в становлении правовых норм «мягкого» права проходит две стадии. Сначала достигается согласие государств относительно содержания норм, а потом им придается юридически обязательный характер.
Однако, по мнению А. Н. Талалаева, «было бы неправильным считать, что всякое договорное соглашение между государствами ведет к созданию норм международного права. …Для возникновения международно-правовой нормы нужно, чтобы сочетание воль государств было направлено на создание такого правила, на основании которого одно государство могло бы требовать от другого выполнения определенных вытекающих из него обязательств» [22, c. 114, 142]. В данном случае отсутствие у норм «мягкого» права рассматриваемой категории такого качественного признака, как формальная определенность, не позволяет в полной мере отнести их к нормам «твердого» международного права, хотя они и являются международными обязательствами государств.
В данном случае государства по разным причинам (объективным или субъективным) еще не могут сформулировать регулирующие их взаимоотношения четкие правила поведения, которые возлагали бы на них конкретные права и обязанности, но при этом хотят зафиксировать те договоренности, к которым они пришли. Таким образом, первая стадия процесса согласования воль государств как процесса становления правовой нормы исполняется не полностью. Государства приходят к соглашению в отношении не конкретных правил, а лишь относительно направлений сотрудничества по тому или иному вопросу либо определяют общие черты правомерного поведения. Это позволяет расширить диапазон возможностей реализации таких норм, так как они предоставляют множественность вариантов выбора поведения. Как утверждал И. И. Лукашук, «нормы "мягкого" права становятся важным элементом международно-правовой системы. Они решают задачи, которые по тем или иным причинам не может решить "твердое" право» [12, c. 163]. Процесс становления норм «твердого» права не завершен, что позволяет государствам выработать приемлемые для их отношений правила поведения в дальнейшем либо конкретизировать их.
Появление «твердых» правовых норм и норм «мягкого» права связано с одним и тем же процессом — процессом согласования воль государств и других субъектов международного права. Суть этого явления заключается в том, что государства в процессе согласования своих воль в силу разных причин не могут или не желают связывать себя нормами «твердого» права, а фиксируют свою согласованную волю в виде норм «мягкого» права. Последние являются регулятором международных отношений, но впоследствии могут стать отправной точкой для завершения процесса согласования воль, т. е. для появления норм «твердого» международного права.
Заключение
Таким образом, можно выделить следующие признаки норм «мягкого» права:
— содержатся в писанных нормативных источниках;
— являются результатом активной нормотворческой деятельности государств и других субъектов международного права;
— носят общий характер;
— являются результатом согласования воль государств и других субъектов международной системы;
— не имеют качества формальной определенности и не порождают для государств конкретных, четко определенных прав и обязанностей;
— могут быть промежуточным этапом на пути формирования международно-правовых норм.
С учетом вышеизложенного можно отметить, что «мягкое» право — это совокупность норм, регулирующих взаимоотношения государств и других субъектов международного права общего характера, созданных путем согласования их воль, закрепленных в международном нормативном источнике, но не обладающих качеством формальной определенности «твердого» права.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алексеев, С. С. Теория права. М., 1994.
2. Василенко, В. А. Основы теории международного права. Киев, 1988.
3. Васильев, А. В. Теория права и государства. М., 2001.
4. Вишневский, А. Ф. Общая теория государства и права / А. Ф. Вишневский, Н. А. Горбаток, В. А. Кучинский; под общ. ред. А. Ф. Вишневского. Минск, 2002.
5. Декларация о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств от 9 дек. 1981 г. // Действующее международное право: в 3 т. / сост. Ю. М. Колосов, Э. С. Кривчикова. М., 1997. Т. 1. С. 99—102.
6. Договор о нераспространении ядерного оружия от 1 июля 1968 г. // Там же. Т. 2. С. 398—404.
7. Додонов, В. Н. Международное право: словарь-справочник / В. Н. Додонов, В. П. Панов, О. Г. Румянцев; под общ. ред. В. Н. Трофимова. М., 1997.
8. Ким Док Чжу. Концепция «мягкого» права и практика межправительственных организаций системы ООН: автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 1995.
9. Колодкин, Р. А. Критика концепции «мягкого права» // Совет. государство и право. 1985. № 12. С. 95—99.
10. Конвенция ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ от 19 декабря 1988 г. // Действующее международное право: в 3 т. / сост. Ю. М. Колосов, Э. С. Кривчикова. М., 1997. Т. 3. С. 60—89.
11. Курс международного права: в 7 т. / Ю. А. Баскин [и др.]. М., 1989. Т. 1: Понятие, предмет и система международного права.
12. Лукашук, И. И. Международное «мягкое» право // Государство и право. 1994. № 8-9. С. 159—167.
13. Лукашук, И. И. Международное право. Общая часть. М., 1996.
14. Лукашук, И. И. Нормы международного права в международной нормативной системе. М., 1997.
15. Малинин, С. А. О правотворческой деятельности межгосударственных организаций // Сов. ежегодник междунар. права. 1971. М., 1973. С. 172—186.
16. Международное право: учебник / отв. ред. Ю. М. Колосов, В. И. Кузнецов. 2-е изд., доп. и перераб. М., 1998.
17. Международное право: учеб. для вузов / отв. ред. Г. В. Игнатенко, О. И. Тиунов. М., 2002.
18. Международное публичное право: учебник / под ред. К. А. Бякишева. М., 2003.
19. Миронов, Н. В. Международное право: нормы и их юридическая сила. М., 1980.
20. Нерсесянц, В. С. Теория права и государства. М., 2001.
21. Нешатаева, Т.Н. Международные организации и право. Новые тенденции в международно-правовом регулировании. М., 1998.
22. Талалаев, А. Н. Юридическая природа международного договора. М., 1963.
23. Теория государства и права / под ред. М. Н. Марченко. М., 2002.
24. Тункин, Г. И. Теория международного права. М., 1970.
25. Черниченко, С. В. Теория международного права: в 2 т. М., 1999. Т. 1: Современные теоретические проблемы.
26. Черниченко, С. В. Теория международного права: в 2 т. Там же. Т. 2: Старые и новые теоретические проблемы.
27. Burgess, J. P. What’s so European about European Union? Legitimacy between Institution and Identity // European Journal of Social Theory. 2002. Vol. 5. N 4. P. 467—489.
28. Cini, M. From Soft Law to Hard Law? Discretion and Rule-Making in the Comission’s State Aid Regime // European University Institute Working Papers. San domenico, 2000. N 2000/35.
29. Gold, J. Strengthening the Soft International Law of Exchange Arrangements // American Journal of International Law. 1983. Vol. 77. N 3. P. 443—489.
30. Snyder, F. Soft law and institutional practice in the European Community // European University Institute Working Paper, LAW. Florence, 1993. N 93/5.
31. Trubek, D. M. «Soft Law», «Hard Law» and European Integration: Toward a Theory of Hybridity / D. M. Trubek, P. Cottrell, M. Nance [Electronic resource] // Jean Monnet Working Paper. 2005. N 02/05. Mode of access: < http://www.jeanmonnetprogram.org/papers/05/050201.pdf>. Date of access: 02.12.2005.
32. Weil, P. Towards Relative Normativity in International Law? //American Journal of International Law. 1983. Vol. 77. N 3. P. 413—442.