журнал международного права и международных отношений 2007 — № 1


международные отношения

Политика КНР в Центральной Азии в первой половине 1990-х гг.

Виталий Боровой

Автор:
Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. — кандидат исторических наук, доцент кафедры восточных языков факультета международных отношений Белорусского государственного университета

Рецензенты:
Достанко Елена Анатольевна — кандидат политических наук, доцент кафедры международных отношений факультета международных отношений Белорусского государственного университета
Глеб Марина Владимировна — кандидат исторических наук, научный сотрудник Института истории Национальной академии наук Беларуси

После распада СССР геополитическая ситуация в Центральной Азии изменилась коренным образом, поскольку ослабление роли России и появившаяся у стран региона возможность самим определять свой внешнеполитический курс стали предпосылками постепенно усиливавшейся борьбы за влияние в Центральной Азии. В новую «великую игру» постепенно втягивались не только соседи Центральной Азии, но и страны, связанные с регионом этнической или религиозной общностью. Все это потребовало от держав, граничащих с регионом и, соответственно, более всего заинтересованных в его стабильности, активных действий по налаживанию контактов со странами региона, определения целей и выработки принципиально новой стратегии, которая бы могла направлять их политику в отношении Центральной Азии. Для Китая, чье руководство стремится обеспечить благоприятную для продолжающихся в стране реформ внешнеполитическую обстановку, проблема выработки политики в отношении Центральной Азии была особенно актуальна, поскольку данный регион одновременно являлся потенциальным очагом нестабильности и открывал широкие возможности для экспортно-ориентированного развития отсталых западных и северо-западных районов КНР. В этих условиях первая половина 1990-х гг. стала подготовительным периодом, когда устремления Пекина не имели четкой стратегической составляющей и ограничивались установлением базовых дипломатических контактов, развитием региональной торговли и собиранием информации.

Тема данной статьи относительно мало разработана в научной литературе. Из русскоязычных работ, так или иначе затрагивающих этот период, стоит отметить исследования К. Ф. Затулина, А. В. Грозина, В. Н. Хлюпина [4], С. Г. Лузянина [5], С. И. Лунева [6]. В зарубежной литературе заслуживают внимания работы М. Бурлеса [13], Б. Гилла, М. Оресмана [15], А. Хаймана [16], а также исследования китайских авторов, прежде всего Син Гуанчэна [8] и Чжао Чанцина [10].

Развитие отношений между КНР и странами Центральной Азии: новые возможности

Значительное внимание, которое уделяется Центральной Азии соседними странами и ведущими мировыми державами, определяется тремя основными факторами. Во-первых, борьбой за геополитическое влияние в регионе, на важность которого указывал еще в начале XX в. Х. Маккиндер [18]. Во-вторых, энергетическим потенциалом, вероятно, достаточно значительным, а также транзитными возможностями. В-третьих, соседством этого, постоянно страдающего после распада СССР от внутренней нестабильности, региона с некоторыми взрывоопасными районами, например Синьцзян-Уйгурским автономным районом КНР, что прямо угрожает безопасности Китая.

После образования Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Узбекистана и Туркменистана как независимых государств Китай стал одной из первых стран, признавших новые государственные образования. В течение трех дней, с 3 по 6 января 1992 г., КНР установила со всеми пятью республиками дипломатические отношения сразу на уровне послов. Отметим, что схожую активность в установлении дипломатических связей проявили и США. По приглашению китайской стороны с февраля 1992 г. по октябрь 1993 г. в КНР с официальными визитами побывали главы пяти государств, а также большинство глав правительств, не считая визитов более низкого уровня. Подписанные по итогам визитов декларации свидетельствовали о высоком уровне взаимопонимания как по международным вопросам, так и по проблемам двусторонних отношений. В апреле 1994 г. тогдашний премьер-министр КНР Ли Пэн совершил широко освещавшееся в китайской прессе турне по странам Центральной Азии, не посетив лишь Таджикистан. Эту серию визитов можно рассматривать как пик активности китайской дипломатии в данном направлении. В целом в 1992—1994 гг. Китай подписал со странами Центральной Азии более 90 двусторонних межправительственных соглашений [2, с. 33—35].

Необходимо отметить, что в указанный период параллельно развивались два переговорных процесса по принципиально важным для стабильности региона в будущем проблемам. С одной стороны, КНР активно вела переговоры как с Россией, так и с Казахстаном по вопросам сокращения войск в пограничной зоне и мер укрепления доверия, с другой — Китай, Россия, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан также вели переговоры по пограничным вопросам в формате «пять стран — две стороны» (т. е. представители России, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана выступали в качестве единой делегации). Тот факт, что центральные для дальнейшего развития отношений между КНР и Центральной Азией вопросы безопасности и границ по-прежнему решались более успешно (как показали многосторонние соглашения, подписанные в 1996—1997 гг.) при участии России, чем на двусторонней основе, несомненно, повлиял на развитие китайской политики в регионе. Правительство КНР по-прежнему было склонно рассматривать отношения с Россией и странами Центральной Азии как единое целое [9], не пытаясь играть на противоречиях между республиками и Москвой. Как заявил на пресс-конференции в Алма-Ате премьер-министр КНР Ли Пэн, «у Китая масса своих проблем, мы не имеем никакого желания заполнять так называемый "вакуум" (в Центральной Азии. — В. Б.» [3, с. 2]. Китайские аналитики признали объективное существование в Центральной Азии так называемого «российского фактора» и подчеркивали важность экономических и особенно военных связей с Россией для стабильности стран региона [8, с. 299—301]. Сдержанность политики Пекина и его довольно активное сотрудничество с Москвой в Центральной Азии стало существенным фактором благоприятного развития российско-китайских отношений в дальнейшем.

В рассматриваемый период также стремительно рос объем и усложнялась структура экономических связей между государствами, хотя удельный вес центрально-азиатской торговли в торговом балансе КНР был по-прежнему незначителен. Если в 1990 г. объем двусторонней торговли между КНР и Центральной Азией составлял лишь около 465 млн дол. США, то уже в 1992 г. эта цифра выросла в 10 раз. В дальнейшем рост торговли продолжался, в 1994 г. ее объем составил 5,12 млрд дол., а в 1995 г. перевалил за 5,5 млрд. Стоит отметить, что более 50 % этого объема приходилось на торговлю между странами Центральной Азии и Синьцзяном. Главными статьями экспорта Китая в Центральную Азии являлись пищевые продукты и изделия легкой промышленности, тогда как импорт включал в основном различного рода сырье и продукцию тяжелой индустрии [1, с. 59]. Наиболее бурно развивались экономические связи с Казахстаном: из 190 совместных предприятий, созданных в 1992 г., 110 находились именно в Казахстане, а объем торговли только лишь между Синьцзяном и Казахстаном составил в том же году 2,4 млрд. дол. [12], что составляло более 50 % всей торговли КНР с Центральной Азии на тот период.

Несмотря на то, что во время визита Ли Пэна стороны уже стали затрагивать вопрос о сотрудничестве в области освоения энергоресурсов, тем не менее, китайская сторона на данном этапе рассматривала данную сферу лишь как одно из возможных направлений сотрудничества, не придавая этой проблеме того значения, которое она приобрела во второй половине 1990-х гг. Можно сказать, что в этот период развитие экономических контактов с Центральной Азией рассматривался скорее как возможность стимулировать развитие экономики Синьцзян-Уйгурского автономного района, а не как нечто значимое для Китая в целом [11, с. 107—108].

В целом можно утверждать, что Китай поспешил воспользоваться сложившейся после распада СССР ситуацией для утверждения в качестве полноправного партнера центрально-азиатских республик и участника региональных процессов. Пекин в полной мере использовал сложившуюся ситуацию для установления тесных дипломатических и, в меру своих возможностей, экономических контактов со странами Центральной Азии. Наряду с этим правительство КНР не упустило возможности наладить более тесные связи с Россией (переговоры по региональным проблемам в формате «пять стран — две делегации»).

Центральная Азия в первой половине 1990-х гг. — политика Пекина и факторы неопределенности

На протяжении первой половины 90-х гг. XX в. китайская политика в Центральной Азии постоянно сталкивалась со значительной неопределенностью в развитии региональной ситуации, что препятствовало выработке последовательной и реалистичной стратегии, которую Китай мог бы самостоятельно проводить в регионе.

Во-первых, важной особенностью региональной ситуации являлось то, что в силу естественной географической изолированности региона и длительного внутреннего кризиса, связанного с переходным периодом в социальном и экономическом развитии, пять новообразованных государств оказались в той или иной степени зависимыми от крупных соседей и влиятельных мировых держав. Внутренняя слабость новых государственных образований и значительная степень нестабильности заставили существующие здесь политические режимы искать поддержки у самых различных стран за пределами региона. Несмотря на возможность решения таким образом тактических проблем, стратегическая нестабильность и неопределенность усиливалась, поскольку ситуация в регионе все больше зависела от факторов мировой политики, никак напрямую не связанных с регионом.

Ситуация осложнялась еще и различием приоритетов в разворачивающейся в Центральной Азии «новой великой игре». Для стран, граничащих с регионом, т. е. для Китая, России и Ирана, наиболее важным являлось предотвращение дестабилизации обстановки в данном регионе и собственная безопасность. В отличие от них страны, географически не привязанные к региону в принципе могли преследовать цели, в той или иной степени угрожающие стабильности Центральной Азии и соседних с ней стран [14, p. 62].

Во-вторых, несмотря на то, что экономические проблемы и отсутствие политической воли, а также эмиграция русскоязычного населения привели к значительному ослаблению российского влияния, в середине 1990-х гг. для западных [17, p. 652; 19, p. 180—181] и, как указывалось выше, китайских специалистов Центральная Азия по-прежнему оставалась «задним двором» России, местом, где ключевую роль, как и раньше, играла Москва. Вместе с тем, внешнеполитические цели России вообще, а особенно в Центральной Азии, были весьма расплывчаты и не продуманы до конца даже в Москве. В силу этого обстоятельства Китай, стремящийся сохранить хорошие отношения с Россией и закрепиться в Центральной Азии, столкнулся с весьма непростым вопросом: как не задеть интересы России в регионе, если границы российских притязаний не ясны даже Кремлю.

В-третьих, события 1991 г. привели к тому, что вместо одного мощного и воинственного соседа на границе с Китаем возникло несколько гораздо более слабых государств. Это, как уже отмечалось, могло стать угрозой приграничным районам Китая. В данном контексте особым поводом для тревоги стала возможность появления новых потоков незаконной миграции и даже беженцев из Центральной Азии, привлеченных относительной стабильностью и коммерческими возможностями китайского Синьцзяна. Как показывает исторический опыт, в периоды нестабильности кочевые и полукочевые народы Центральной Азии и Синьцзяна были склонны переселяться на более спокойные территории по другую сторону границы. Последним примером такого переселения стал массовый исход (более 70 тыс. человек) из Синьцзяна в советские республики Центральной Азии в годы культурной революции. Возможность дестабилизации ситуации, в том числе в результате слишком активного проникновения Китая в регион, стала еще одним фактором, который Пекин должен был постоянно учитывать.

В-четвертых, данный регион, на протяжении длительного времени в значительной мере изолированный от внешнего мира, необходимо было заново «встраивать» в мировую систему политических, военных и экономических связей как на глобальном, так и на региональном уровне. Благодаря этому различные страны выдвинули ряд проектов развития региональной инфраструктуры, которые одновременно конкурировали и дополняли друг друга. В связи с этим, правительство КНР не могло не сознавать того, что развитие системы коммуникаций, с одной стороны, существенно упрочит связи региона с Китаем, а с другой — сделает Центральную Азию частью глобальных процессов и тем самым ограничит влияние Пекина в регионе.

В-пятых, независимость республик Центральной Азии стала предпосылкой для возрождения традиционной дилеммы, с которой Китай уже неоднократно сталкивался в своей истории. Суть ее сводится к необходимости определить, какой геополитический вектор, а именно, просторы Евразии (западное направление) или моря, омывающие восточную часть Китая, является внешнеполитическим приоритетом на данный момент. Проблемы и перспективы восточного вектора, иными словами, развитие отношений между КНР и странами Восточной и Юго-Восточной Азии широко известны и, казалось бы, не оставляют сомнений в том, что приоритетом для Пекина является именно это направление. Тем не менее, существенная активизация Пекина в Южной и Центральной Азии после распада СССР, отмечаемая западными специалистами [20, p. 33—34], проведение политики широкомасштабного освоения западных районов КНР, начавшееся в первой половине 1990-х гг., а также возможность добиться существенного влияния в регионе и получить доступ к его энергоресурсам создали условия, по меньшей мере, для определенной корректировки внешней политики и подготовили почву для дискуссии о внешнеполитических приоритетах, которая началась во второй половине 1990-х гг.

В-шестых, важным моментом неопределенности являлось и существенное варьирование оценок объемов запасов газа и нефти в Центральной Азии. Если российские специалисты оценивали их достаточно низко, то эксперты из США и особенно местные власти были склонны рассматривать регион Каспия как второй Персидский залив. Разница в оценках, вероятно, сказалась на достаточно осторожной политике Пекина, несмотря на его стремление обеспечить себе участие в разработке нефтяных запасов региона, особенно после 1993 г., когда КНР стала испытывать потребность в импорте нефти.

Возможно, именно в силу сложности и неопределенности ситуации в Центральной Азии, китайские ученые не сразу осознали потенциальную важность ее новой роли. На посвященной данному региону научной конференции, проводившейся в 1995 г., было признано, что в прошлом слишком большое внимание уделялось изучению роли религии и этнических проблем в Центральной Азии, в научных кругах были склонны слишком мрачно смотреть на внутреннюю нестабильность стран региона и с чрезмерным оптимизмом относиться к перспективам развития экономических связей между КНР и регионом. Как подчеркивалось, пришла пора сформулировать и начать разрабатывать такие актуальные проблемы, как влияние ситуации в Центральной Азии на стабильность и безопасность Синьцзяна (и, соответственно, на безопасность Китая в целом), роль региона в китайско-российских отношениях и методы более эффективного проникновения на центрально-азиатский рынок [7, с. 77]. Из этого следует, что лишь к середине 1990-х гг. китайские ученые подошли к уровню стратегического анализа ситуации в Центральной Азии и начали преодолевать узкорегиональное отношение к проблеме.

Перечисленные выше факторы неопределенности привели к тому, что во второй половине 90-х гг. XX в. Пекин предпочел наладить с Россией и странами региона многостороннее сотрудничество и диалог в форме «Шанхайской пятерки», стремясь застраховать себя от возможных рисков, связанных с развитием исключительно двусторонних отношений в данном регионе.

Таким образом, период первой половины 90-х гг. XX в. стал этапом становления политики КНР в Центральной Азии. На этом этапе Пекин стремился в максимальной степени использовать все возникшие после распада Советского Союза возможности, которые не влекли за собой обострения отношений с другими странами и дестабилизации обстановки в регионе. Основной целью КНР стало создание условий для развития торговых связей между рядом китайских провинций (прежде всего Синьцзяном) и Центральной Азией, что должно было стать ключевым внешним фактором в экономическом освоении западных районов КНР. Осознание того, что дальнейшее развитие лишь двусторонних отношений в условиях значительной неопределенности либо будет иметь весьма ограниченный эффект, либо способно привести к негативным для стабильности региона последствиям, привело к тому, что Пекин во второй половине 1990-х гг. стал уделять больше внимания многостороннему сотрудничеству в Центральной Азии.

ЛИТЕРАТУРА

1. Ван Хайянь. Чжунго ю чжуня у го цзинмао гуаньси дэ сяньчжуан цзи фачжань цяньцзин = Торгово-экономические связи между Китаем и Центральной Азией: современное состояние и перспективы // Синцзян шэхуэй цзинцзи. 1996. № 2. С. 57—60.
2. Гу Гуаньфу. Чжунго тун Чжуня гуаньси дэ лиши синь бяньчжан = Новый исторический этап в отношениях Китая и Центральной Азии // Хэпин ю фачжань. 1994. № 3. С. 33—36.
3. Ли Пэн цзунли дуй Чжуня сы го цзинсин чжэнши фанвэнь = Премьер-министр КНР Ли Пэн посетил с официальным визитом четыре республики Центральной Азии // Жэнь минь жибао. 1994. 28 апр.
4. Затулин, К. Ф. Национальная безопасность Казахстана. Проблемы и перспективы / К. Ф. Затулин, А. В. Грозин, В. Н. Хлюпин. М.: Ин-т стран СНГ, 1998.
5. Лузянин, С. Г. Китай, Россия и Центральная Азия: разграничение региональных интересов // Китай в мировой политике. М.: РОССПЭН, 2001. С. 311—335.
6. Лунев, С. И. Независимые республики Центральной Азии и Россия: учеб. пособие / Ин-т востоковедения РАН. М., 2001.
7. Лян Кэ. Дуй Чжуня чжаньлюэ дивэй дэ синьжэньши = Новый взгляд на стратегическое значение Центральной Азии // Шэхуэй кэсюе. 1995. № 3. С. 75—79.
8. Син Гуанчэн. Чжунго хэ синь дули дэ чжуня гоцзя гуаньси = КНР и независимые государства Центральной Азии. Хэйлунцзян: Хэйлунцзян цзяою чубаньшэ,- 1996.
9. Чжан Вэньу. Чжунго тун Элосы цзи Чжуня чжуго дэ гуаньси: сяньчжуан, дунли хэ цяньцзин = Отношения КНР с Россией и государствами Центральной Азии: современное состояние, стимулы и перспективы // Дуноу, Элосы, Чжуня яньцзю. 1994. № 4. С. 7—11.
10. Чжао Чанцин. Чжунго ю чжуня дэ цзинмао гуньси = Торгово-экономические связи между КНР и странами Центральной Азии // Дуноу чжуня шичан яньцзю. 2002. № 1. С. 24—31.
11. Шэнь Фану. Даго цзюечжу ся дэ чжуня: гоцзи чжаньлюе синь кунцзянь = Великая игра и Центральная Азия: об изменениях в международном стратегическом положении // Цзефанцзюнь вайю сюеюань сюебао. 1996. № 5. С. 104—108.
12. Ян Ли. Чжунго Синьцзян ю чжуня дицю гуаньсидэ лиши цзи цяньцзин = История и перспективы развития отношений между китайским Синьцзяном и центрально-азиатским регионом // Синьцзян шэхуэй цзинцзи. 1996. № 1. С. 47—48.
13. Burles, M. Chinese Policy toward Russia and the Central Asian Republics. San Francisco: RAND, 1999.
14. Chung Chien-Peng. The Defense of Xinjiang. Politics, Economics and Security in Central Asia // Harvard International Review. 2003. Summer. P. 61—62.
15. Gill, B. China’s New Journey to the West. China’s Emergence in Central Asia and Implications for U.S. Interests: Strategic Studies Institute Report / B. Gill, M. Oresman. New York: U.S. Army War College, 2003.
16. Hyman, A. Moving out of Moscow’s Orbit: The Outlook for Central Asia // International Affairs. 1993. V. 69. N 2. P. 288—304.
17. Kubicek, P. Regionalism, Nationalism and Realpolitik in Central Asia // Europe-Asia Studies. 1997. V. 49. N 4. P. 636—655.
18. Mackinder, H. J. The geographical pivot of history // The Geographical Journal. 1904. V. 23. N 4. P. 421—444.
19. Menon, R. In the Shadow of the Bear: Security in Post-Soviet Central Asia // International Security. 1995. V. 20. N 1. P. 172—193.
20. Munro, R. H. China’s Waxing Spheres of Influence // Orbis. 1994. V. 38. N 4. P. 25—41.


Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter

Сообщество

  • (029) 3222740
  • Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
© 2025 Международное общественное объединение «Развитие». All Rights Reserved.