Цель данной статьи — создание целостной концепции межкультурной коммуникации между мусульманской общиной и принимающим обществом в Великобритании. Для этого следует рассмотреть коммуникативное пространство отношений общины мусульман и страны их проживания, которое включает в себя: 1) специфику коммуникаторов: их мировоззрение, культурные нормы, стереотипы и т. д.; 2) специфику коммуникативных задач; 3) естественную сферу общения, или рамки, которые образуют общественно-политический строй, тип государственности, историко-культурную традицию и т. д.

В Западной Европе первые обобщающие работы, рассматривающие состояние исследований ислама в Великобритании [18; 23], появились тогда, когда учреждение мусульманских сообществ было уже в стадии реализации и общественность начала реагировать на все увеличивающееся влияние ислама. Сегодня мусульмане сами готовы объяснять британцам, кто они. Результатом стали многочисленные научные исследования как конкретного, так и обобщающего характера, как практические, так и теоретические работы: особо отметим исследования Х. Ансари [15] и М. Анвара [16]. При этом религиозный фундаментализм, «исламский» терроризм и интеграция мусульманских меньшинств получили беспрецедентное освещение в британских средствах массовой информации. Среди российских исследователей вопросов развития ислама в Великобритании следует назвать Р. Г. Ланду [4], Т. А. Махмутова [7], Д. А. Нечитайло [9] и др.

Современные представления европейцев о религии мусульман возникали на основе широкого и устойчивого комплекса идей об исламе Средневековья, который лишь постепенно видоизменялся по мере того, как менялись общественные условия в самой Европе и складывались ее принципиально новые отношения с мусульманскими странами и культурой [2]. Перепись 2001 г. впервые в современной британской истории собрала информацию об этнической принадлежности и религиозной идентичности. При этом отметим, что мусульманское сообщество должно было провести огромную работу, чтобы перепись включала вопрос о религии [15, p. 7]. Это означает, что британские мусульмане были признаны как часть общества, потребности которой должны быть приняты во внимание.

Вопреки стереотипному восприятию мусульман как монолитной «фундаменталистской» группы одним из самых поразительных аспектов жизни мусульман, живущих в Великобритании сегодня, является их разнообразие: в этническом, культурном и даже религиозном смысле [15, p. 6—11; 20; 21]. Местные сообщества подвержены родовой, этнической, идеологической конкуренции [22]. Дело в том, по-видимому, что мусульмане могут подчеркивать свою религиозную, этническую, племенную, территориальную или лингвистическую принадлежность. По некоторым данным, в 1981 г. мусульман в Англии было около 750 тыс., в том числе 360 тыс. из Пакистана и Бангладеш, 130 тыс. из Индии, 50 тыс. арабов, 40 тыс. турок-киприотов, 23 тыс. малазийцев и т. д., а в 1991 г. их в стране насчитывалось уже до полутора миллионов, включая 476 тыс. пакистанцев, 160 тыс. бангладешцев, 134 тыс. мусульман из Индии, столько же арабов, 115 тыс. мусульман из стран Тропической Африки, 45 тыс. турок-киприотов, 43 тыс. малазийцев и т. д. [4, с. 17]. По данным на 2001 г., большинство мусульман составляют пакистанцы (около 747 тыс.) и выходцы из Бангладеш (около 283 тыс.) [20]. В 2001 г. один из десяти мусульман (11 %) был от «Белой этнической группы», 4 % имели «Белое британское происхождение» и 7 % от другого «Белого фона», включая турок, киприотов, арабов и жителей Европы. 6 % мусульман имели африканское происхождение, главным образом из Северной и Западной Африки, особенно Сомали [20]. Специфика положения мусульман афро-азиатских диаспор состоит не столько в том, что в глазах коренного населения все они, независимо от их этнической принадлежности, чаще всего — это мусульмане вообще, а в том, что в эмиграции они действительно представляют собою квазиэтническую группу, социокультурным стержнем которой являются ислам и исламская культура, объединяющая всех мусульман [5, с. 8]. Но при этом этническая и земляческая принадлежность, как показывает практика, обычно оказывается для иммигранта более важной, чем конфессиональная. Влияние и нужды своей общины, как правило, для него имеют большее значение, чем влияние и нужды его единоверцев. Тем более, что кроме суннитов среди мусульман Великобритании имеется также определенное число шиитов, в том числе исмаилитов, а также бехаитов и последователей секты «Ахмадийя», которую (как и секту друзов) многие мусульмане не признают принадлежащей исламу. Не стоит также недооценивать влияние в Великобритании суфийских братств, в частности «Хакканийя», новой ветви братства «Накшбандийя», созданной шейхом Назимом аль-Кубруси аль-Хаккани [4, с. 25]. Кроме этого, диаспоры разделяют расхождения между салафитами, поборниками «чистого» ислама, мусульманскими модернизаторами и исламистами, носителями идей политизированного ислама, выступающими за возрождение халифата и установление мирового господства шариата. Все это усиливает сплоченность этнической диаспоры и, в известной степени, ее самоизоляцию.

Данные переписи 2001 г. свидетельствуют о том, что христианство в различных своих проявлениях остается доминирующей религией в Великобритании — соотношение 41 млн христиан и 1,6 млн мусульман довольно убедительно подтверждает это [21]. По отношению ко всему населению Великобритании христианами назвались 71,8 %, мусульманами — 2,8 %, но неопределенной осталась религиозная позиция у 22,9 %. Последний факт заставляет задумываться о перспективах развития Великобритании в религиозном аспекте.

Иммиграция приобрела иной вес. Ислам стал играть все большую роль, в обществе выросли религиозные нужды мусульман. Если в 1963 г. в Великобритании насчитывалось 13 зарегистрированных мечетей, то в 1985 г. их было уже 338 [9, с. 199]. Мечети стали местом для общения, взаимной поддержки и контакта на родном языке, местом, где поддерживались культурные традиции иммигрантов. Со второй половины 1970-х гг. значение мечетей начало изменяться: воссоединение семей затрагивало и религиозную практику. В роли главы семьи многие рабочие мигранты стали проводить религиозную линию, поскольку боялись, что их супруги и дети пренебрегут своими культурными корнями и мусульманскими ценностями в пользу западного образа жизни. Мечети предусмотрели проведение религиозных уроков для детей, уроков арабского или турецкого языка, они были местом собраний, главным образом, взрослых мужчин, многие из которых потеряли свои рабочие места из-за экономического кризиса. Мечети часто также становились центром организаций мигрантов и мусульманских этнических сообществ, особенно когда выяснялось, что мусульманские организации начали конкурировать со светскими этническими организациями по представлению интересов мигрантов. «Промежуточное» поколение состояло из детей, которые родились в стране происхождения и приехали в Европу в 1970—1980-х гг. Они были вынуждены развить и повторно «изобрести» их национально-культурную специфику, смысл принадлежности и религиозности в пределах нового контекста [23, p. 10—13]. Это поколение было в значительной степени социализировано в британское общество. Антропологи говорили о религиозности молодых мусульман как новом «исламе молодежи» [23, p. 11]. С конца 1980-х гг. молодые мусульмане создавали свои собственные объединения и пытались расширить функции мечетей и мусульманских организаций под свои потребности: например, обучение, спортивные состязания или просто общение.

46 % мусульман, живших в Великобритании в 2001 г., родились в этом государстве [20]. Это поколение мусульман настроено на более глубокое вхождение в британское общество. Мусульманская молодежь теряет «культурный багаж» своих отцов. Ислам же, в противоположность этнической принадлежности, играет самую важную роль в их жизни. Они ищут новые способы быть мусульманами в Великобритании. Возможно, этот процесс может быть полезен для Европы, поскольку он создает людей, которые уверены в своей идентичности: они — европейские мусульмане. Хотя исследователи отмечают, что это «очень взрывчатая смесь» [23, p. 19]. Известие, что взрывы в Лондоне в 2005 г. были делом не прибывших извне террористов, а молодых британцев пакистанского происхождения, выросших в Соединенном Королевстве и учившихся в английских школах, вызвало шок у британской общественности [8, с. 102]. Это сигнал, что даже потомки иммигрантов во втором поколении порой не интегрируются в общество, которое избрали для проживания [3, с. 93].

Общественные организации мусульман носят ярко выраженный религиозный характер: Исламский культурный центр (Islamic Cultural Centre), Мусульманский совет Великобритании (Muslim Council of Britain), Союз мусульманских организаций Великобритании (Union of Muslim Organisations of UK and Eire) и др. [19]. Особое внимание эти организации придают образованию. Отсутствие религиозных исламских предметов в программах британских школ стало источником потенциальных трений между мусульманскими общинами и местными властями [9, с. 200]. Британская образовательная программа определила, что религиозное преподавание должно отражать доминирующую культуру и поэтому должно быть христианским. Тем не менее, требования о выделении в Великобритании государственных субсидий мусульманским школам становятся все настойчивей. Местные же власти отмечают, что открытие исламских религиозных школ будет серьезной помехой на пути интеграции мусульман в британское общество [9, с. 204].

Несмотря на традиционное представление о Соединенном Королевстве как о стране, где к иностранцам относятся свысока, Британия — одна из самых открытых миру развитых стран. Вместе с тем, ужесточение подхода лейбористов к проблеме иммиграции в последние годы и война в Ираке оттолкнули от лейбористского правительства многих представителей этнических меньшинств, особенно мусульман [1, с. 52]. Именно этим в значительной степени объясняются потери правящей лейбористской партии на выборах всех уровней в последние годы. Перед лейбористами стоит трудноразрешимая и трехсоставная задача — приостановить размывание британской идентичности, сохранить положительные стороны поликультурности и соблюсти баланс между традициями и правами человека. Одним из шагов по разрешению проблемы идентичности стал Закон о национальности, иммиграции и убежище (2002 г.), которым с 2004 г. введена гражданская церемония вступления в гражданство, включающая клятву на верность британской монархии и присягу на верность стране [24]. Кроме того, претенденты на британское гражданство должны продемонстрировать хорошие знания о Соединенном Королевстве (65 % мусульман, по опросу газеты «Гардиан», одобрили это [25]). Стоящие у власти светские политики, как правило, публично политкорректны по отношению к исламу, хотя порой и позволяют себе соответствующие критические высказывания. Порой эта корректность компенсирует распространение негативного настроения по отношению к мусульманам [6, с. 110]. Один из авторитетнейших представителей западноевропейской элиты, известный своим интересом к исламу и мусульманам, — принц Чарльз. Впервые о своих симпатиях к исламу принц Чарльз заявил во время выступления в Университете Оксфорда в 1993 г. С тех пор его отношения с мусульманской общиной Великобритании неразрывны: он участвовал практически во всех мероприятиях и церемониях, организованных мусульманами, и каждый раз открыто говорил о своем восхищении вероучением ислама [12]. На местном уровне в Великобритании муниципалитеты стремились наладить диалог с общинами в контексте британской политики, проводимой в отношении этнических меньшинств. Контакты осуществлялись на форумах, двусторонних встречах между англиканской церковью и мусульманскими общинами.

Социальный аспект адаптации иммигранта — это выработка у него оптимальных поведенческих норм и ценностей для успешного реагирования на изменение среды. Адаптация ведет к сокращению социокультурной дистанции, разделяющей иммигранта и коренного жителя принимающего общества. При прочих равных условиях его социокультурная адаптация тем успешнее, чем интенсивнее его контакты с местным населением, чем продолжительнее его пребывание в принимающем обществе. В процессе адаптации к условиям иммигрантского бытия происходит аккультурация, т. е. отбор и бережное сохранение привычных для него норм и ценностей того, что нельзя менять ни при каких обстоятельствах, чтобы не утратить идентичность, и того, от чего можно безболезненно отказаться. Одновременно иммигрант, приспосабливаясь к новой среде, усваивает непривычные прежде понятия и представления и находит свою жизненную нишу. Абсолютное большинство мусульман, проживающих в Великобритании сегодня, идентифицируют себя как британцы [20]. Однако в последнюю очередь изменения затрагивают духовные ориентиры иммигранта, если его вероисповедная принадлежность не мешает ему жить [5, с. 4]. Ни аккультурация, ни ассимиляция религиозной веры, в сущности, не затрагивают. Ислам формирует повседневные навыки поведения, бытовые привычки — омовение, регулярную молитву, месячный пост и т. п. Именно такой «бытовой» ислам наиболее устойчив [13, с. 21].

Понятия «свой» и «чужой» на данный момент представляются неактуальными для взаимоотношений мусульман и принимающего общества Великобритании, а на смену термину «иммигрант» приходит предписываемое этикетом понятие «этническое меньшинство» [18, c. 7]. Уже накоплен достаточный опыт контактов, чтобы смягчить и даже нейтрализовать различия, которые казались некогда само собой разумеющимися.

Очевидно, что необходимо повышение ответственности во взаимоотношениях — как со стороны принимающего общества, так и со стороны мусульманских сообществ. Наиболее эффективным демократическим механизмом воздействия гражданского общества на государственную власть является механизм общественного мнения [10, c. 70]. Если исламская угроза — миф, то скорее как искаженное отражение реальности в сознании человека, возникшее вследствие недостатка знаний или неточного знания. Обзор, проводимый «Гардиан» в начале Недели понимания ислама, показывает, что 2/3 людей получают информацию о мусульманах от СМИ, а не из личного опыта [17]. Возникновение такого типа мифов можно, если не преодолеть полностью, то существенно скорректировать за счет улучшения качества научной информации [11].

Не стоит забывать, что усиление позиций мусульман в Великобритании ставит перед принимающим обществом задачу укрепления своей идентичности. Исторически сложилось, что некоторые люди воспринимали иммигрантов как угрозу британским моральным, социальным и культурным ценностям, присутствие которой радикально изменит общество. Но такая позиция совершенно упускает из виду трудности определения британских норм в разные периоды истории Великобритании. Бесспорно, иммигранты в определенной мере изменили общество и отношения внутри него, но существуют множество различий между четырьмя нациями Англии, Уэльса, Шотландии и Ирландии, а также разнообразие культур внутри этих стран. Такое многообразие культур и присутствие сообществ эмигрантов ставят под вопрос значение определения «типично британский» [14]. Помимо экономической и социальной трансформации в последнюю треть XX в. Британия прошла через трансформацию ментальную, мировоззренческую [1, с. 51] и уже не может поддерживать свой великодержавный статус. Кризис идентичности, постигший страну во второй половине прошлого столетия, дает о себе знать до сих пор. Менялись и другие аспекты мировосприятия. Культурная парадигма, заданная викторианской Англией, уступила место неприятию конформизма, новым представлениям об общественной морали, искусстве, отношениях между полами, человеческой индивидуальности. Однако никакие перипетии развития не стерли из исторической памяти жителей туманного Альбиона воспоминания о Pax Britannica [1, с. 51].

Таким образом, культурная коммуникация между мусульманами и принимающим обществом в Великобритании имеет свои особенности, которые обусловлены рядом факторов: 1) снижением роли христианства в британском обществе; 2) дифференциацией во взглядах на ислам в среде мусульман; 3) высокой ролью СМИ; 4) активностью исламской молодежи; 5) проблемами мусульманского сообщества, обостренными проявлениями исламофобии со стороны государства, СМИ и немусульманского населения; 6) тем, что выживая в новой, во многом чуждой среде, ислам не только приспосабливается к ней, но и изменяет ее в свою пользу.

В этих условиях принимающее общество Великобритании должно направить усилия на укрепление своих национальных идентичностей, вести более взвешенную государственно-конфессиональную политику. Диалог имеет место лишь в том случае, когда проявляется взаимное уважение к различности и сохраняется верность собственной традиции. Представляется, что сочетание процессов интеграции, взаимовыгодного сотрудничества в различных сферах и одновременно сохранение элементов национально-этнической специфики, этнокультурной самобытности способны создать условия для стабильности полиэтнического и поликонфесионального социума. Диалог должен выступать в качестве интегральной составляющей позитивных процессов межкультурного взаимодействия и сближения людей, рассматриваться как важный шаг на пути смягчения и разрешения конфликтов.

Взаимодействие могжет быть успешным или закончиться провалом: это зависит от взаимной коммуникативной компетентности участников. В этих условиях представляется целесообразным направлять основные усилия на: 1) строгое определение концептуальных понятий и методологических принципов, на основе которых осуществляется анализ общей ситуации коммуникации и дается оценка эффективности следования стратегии диалога; 2) научно-теоретическое осмысление предпосылок возникновения и обострения межкультурных и межрелигиозных противоречий в условиях развития глобализации; 3) анализ проблем, стратегий и перспектив межконфессионального диалога как интегральной и конструктивной части межкультурного сближения; 4) поиск эффективных решений, способствующих расширению коммуникативного пространства между представителями разных религиозных объединений, конфессий, культурных традиций, между различными институтами гражданского общества.