журнал международного права и международных отношений 2010 — № 4

международные отношения

Роль КНР в развитии политического взаимодействия государств — членов ШОС

Мария Данилович

Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) — международная региональная организация, заявившая о себе на международной арене летом 2001 г. ШОС — следствие и результат развернувшегося в Центральной Азии с середины 1990-х гг. при участии Китайской Народной Республики и Российской Федерации «шанхайского процесса» как очередного примера усиления регионального межгосударственного сотрудничества. Особый интерес к организации вызывает тот факт, что инициатором ее создания является КНР — государство, привлекающее внимание всего мира вследствие определенных успехов в области социально-экономического развития. Для Китая ШОС — это первый опыт учреждения международной организации. Сегодня ШОС воспринимается как структура, в рамках которой происходят координация действий и столкновение интересов ее государств-членов — в первую очередь, КНР и Российской Федерации — вокруг стратегически значимого региона Центральной Азии.

Большинство работ в научной литературе посвящено деятельности ШОС в целом. Однако тема места и роли КНР в «шанхайском процессе» также интересна для исследования: представляется, что Китай, значительно повлиявший на формирование ШОС, в дальнейшем будет продолжать укреплять свои позиции в организации и регионе. Для Республики Беларусь, официально получившей статус партнера ШОС по диалогу в 2009 г., данная тема является весьма актуальной.

В белорусской научной литературе проблеме внешнеполитических стратегий КНР в Центральной Азии уделили внимание В. Боровой [2], В. Воронович [4], Р. Турарбекова [13]. В России взаимодействие КНР с Российской Федерацией и государствами Центральной Азии изучали А. Воскресенский, С. Лузянин [5], Д. Тренин [12]. Среди китайских авторов пристальное внимание организации уделяют Цзян И [15], Чжао Хуашэн [16], Пань Гуан [25]. В странах Центральной Азии проблематику ШОС исследовали М. Ашимбаев [1], М. Лаумулин [8] (Казахстан), А. Салиев, Э. Усубалиев (Кыргызстан) [11]. В европейской школе теме ШОС и КНР посвятили свои работы Ф. Хансен (Дания) [22], Н. Свонстром (Швеция) [26]. Среди авторов из США, исследующих проблемы развития ШОС, выделяются А. Кули [19], А. Шнайдер [27]; внешнеполитические стратегии КНР в регионе проанализировал Э. Медейрос [24], проблемы безопасности и межгосударственного сотрудничества в Центральной Азии в своих работах рассмотрел Г. Глисон [20; 21].

Цель статьи — определить роль КНР в развитии политического взаимодействия государств — членов ШОС. Для этого необходимо проанализировать стратегии КНР в процессе развития данного типа сотрудничества в рамках ШОС и рассмотреть становление Организации в контексте изменений геополитической обстановки в Центральной Азии в начале XXI в. (2001—2010 гг.).

Начальный этап становления ШОС (июнь—сентябрь 2001 г.)

Переход от механизма ежегодных встреч «шанхайской пятерки» (Китай, Россия, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан) к образованию организации был вызван тем, что решение пограничных вопросов не стало единственной задачей форума. Во второй половине 1990-х гг. КНР и Россия, приняв во внимание интерес США к центральноазиатскому региону в контексте стремления Штатов к установлению однополярного мира, а также осознав собственные выгоды в добыче и импорте (КНР), добыче и транспортировке (Россия) энергоресурсов Центральной Азии, в поддержании политической стабильности и сдерживании наркотраффика из Афганистана в целях обеспечения региональной и собственной безопасности, пошли на установление и развитие партнерских отношений друг с другом, одновременно усиливая взаимодействие со странами Центральной Азии [2, с. 98; 5, с. 399; 11, с. 455]. В свою очередь, центральноазиатские лидеры воспользовались возможностью продвижения регионального сотрудничества для реализации политики балансирования между интересами держав, традиционным влиянием России и возможным усилением экономического влияния КНР в регионе [20, р. 1078; 23, p. 6].

Поворот Ташкента в сторону «пятерки» к 2001 г. ознаменовал собой окончательный отход от первоначального формата сотрудничества, равно как и успех руководства КНР и Российской Федерации в попытках вновь привлечь на свою сторону занимающий стратегически важное положение в Центральной Азии Узбекистан. К началу нового века все шесть государств («пятерка» и Узбекистан) столкнулись с явной угрозой региональной безопасности, исходящей от исламских фундаменталистов. В КНР в конце 1990-х гг. произошла серия терактов, ознаменовавшая собой новую волну сепаратистских устремлений уйгуров, что заставило китайское руководство пойти на дальнейшее усиление сотрудничества с государствами Центральной Азии и традиционным лидером в области обеспечения безопасности в регионе — Россией.

Озвученная на саммите в Алма-Ате (февраль 1998 г.) необходимость борьбы с «тройным злом» — сепаратизмом, экстремизмом и международным терроризмом — стала новой предпосылкой для координации действий «пятерки» в условиях отхода от модели биполярного мира. В 2000 г. в Бишкеке был открыт Антитеррористический центр, который после подключения Узбекистана к совместному противостоянию «злу» был перенесен в Ташкент.

Как утверждает профессор Чжао Хуашэн, китайская сторона не отрицает, что заинтересованность Пекина в создании ШОС помимо вопросов обеспечения безопасности была «в определенной степени связана с возрождением интереса КНР к Центральной Азии» [16, с. 10]. Намерения США «заполнить» образовавшийся в регионе в 1990-е гг. «вакуум силы» обозначили для Китая появление сильных конкурентов в борьбе за местные энергоресурсы и рынки сбыта. Для решения данной проблемы в условиях реализации проектов экономического развития КНР и принципиальной невозможности прямой конфронтации с новыми конкурентами Пекин сделал ставку на многостороннюю дипломатию в регионе как «ключевую внешнеполитическую стратегию Китая» [3, с. 19], механизмом которой стала первая инициированная КНР структура многостороннего сотрудничества — ШОС.

В целом оформление ШОС за три месяца до событий 11 сентября свидетельствовало о стремлении как Китая, так и России сохранить свое влияние в Центральной Азии и не допустить расширения сфер влияния США и НАТО в регионе. При этом КНР, заинтересованная в мировой многополярности, активно занималась теоретическим и идеологическим оформлением «шанхайского процесса», с самого начала играя в нем конструктивную роль. Так, в декабре 2000 г. в КНР начал функционировать Центр исследований «Шанхайской пятерки» при Шанхайской академии общественных наук (с июня 2001 г. — Центр исследований ШОС), в котором активно изучаются проблемы и механизмы сотрудничества стран «пятерки».

Теракты в Нью-Йорке и начало антитеррористической операции США в Афганистане поставили ШОС перед необходимостью реагирования на изменение геополитической расстановки сил в регионе.

КНР в ШОС после 11 сентября 2001 г.

События 11 сентября 2001 г. стали поворотным моментом в раскладке геополитических сил и вызвали активизацию интереса США к Центральной Азии, став для ШОС своеобразной проверкой на жизнеспособность. Отсутствие четко оформленной юридической базы и специализированных структур, в которых могла бы в полной мере развернуться работа по реализации основных задач новой организации, требовало от ее членов быстрой и адекватной реакции на появление в регионе внешних сил, в определенном смысле «дублировавших» функции ШОС по борьбе с международным терроризмом. С другой стороны, государства, создавшие ШОС, в целях защиты собственных интересов пошли на сотрудничество с вышеупомянутыми «внешними силами», что не могло не сказаться отрицательно на скорости развития организации.

Столкнувшись с проблемой противостояния исламской оппозиции, лидеры ряда стран региона (в первую очередь, Узбекистана, Кыргызстана, Таджикистана) практически сразу же согласились на размещение на своей территории американских военных формирований и сил Альянса в рамках глобальной войны с терроризмом. Американские военные развернули активную деятельность на территории бывшей советской базы в Карши-Ханабаде (юг Узбекистана) уже через 3 недели после сентябрьских атак [21, р. 50]. Помимо этого, вскоре были открыты базы США в Какайды (Узбекистан) и Манасе (Киргизия) [1]. В целом в регионе в рамках операции «Несокрушимая свобода» было открыто 17 военных баз США с персоналом в более 10 тыс. человек [2, с. 84].

Узбекистан стал ключевым партнером США в регионе. Россия также оказалась ненадежным союзником КНР, усилив взаимодействие с НАТО после событий 11 сентября (в октябре 2001 г. Россия и США подписали договоренность о стратегическом партнерстве) [12, с. 43]. Кроме того, улучшение отношений США с Индией и Пакистаном вынуждало руководство КНР принять меры против создания вокруг страны «кордона» [2, с. 71] из развернувшихся в западном направлении соседей и партнеров по ШОС. В целом Пекин реалистично подошел к появлению американских сил в регионе и возможности образования новой системы безопасности, выстроенной вокруг НАТО, добившись официального включения Движения Восточного Туркестана в список международных террористических организаций [28].

После римского саммита НАТО в мае и объявления руководства США о выходе из Договора о ПРО в июне 2002 г. российско-американский диалог пошел на спад. Институциональное оформление ОДКБ в 2002 г. свидетельствовало, по мнению казахстанского исследователя М. Лаумулина, об активизации Москвы по созданию вокруг себя нового полюса обеспечения безопасности [8, с. 15]. Это стало для Пекина очередным импульсом к взаимодействию с Москвой в области развития и институциализации ШОС, поскольку на фоне участия в ОДКБ государств — членов ШОС роль последней в сфере содействия региональной безопасности значительно снижалась. В подписанной 7 июня 2002 г. на саммите в Санкт-Петербурге Хартии ШОС с учетом предложений КНР были сформулированы цели, задачи и принципы организации. Одновременно было подписано Соглашение о региональной антитеррористической структуре (РАТС) и принято решение о проведении первых в рамках ШОС антитеррористических учений [25, р. 54].

Однако дальнейшее формирование юридической базы и институциональное оформление ШОС происходили достаточно медленно и завершились лишь в 2004 г. Это было связано с разногласиями между КНР и Россия по ряду вопросов: после смены в ноябре 2002 г. руководящего состава на XVI Всекитайском съезде КПК Пекин взял курс на устойчивое развитие, «экономическую дипломатию» и восстановления статуса «великой державы» [24, р. 45]. В таком контексте Китай стал акцентировать внимание на экономической составляющей взаимодействия в рамках ШОС [18, р. 4], не разделяя заинтересованности Москвы в активном военно-политическом сотрудничестве, чтобы обезопасить себя от конфронтации с США. На саммите глав правительств ШОС в сентябре 2003 г. премьер Вэнь Цзябао впервые выступил с предложением о создании зоны свободной торговли на территории государств ШОС [17], которое легло в основу подписанной там же Долгосрочной программы многостороннего торгово-экономического сотрудничества (до 2020 г.). Одновременно КНР предложила материальную помощь для ускорения открытия Секретариата ШОС в Пекине — постоянно действующего исполнительного и координационного органа организации.

Камнем преткновения в рассматриваемый период оставался также вопрос о расширении ШОС. В Хартии упоминалось о возможности принятия в качестве новых членов «других государств региона, которые обязуются соблюдать цели и принципы Хартии…» [14, ст. 13]. Интерес к участию в работе ШОС проявляли Монголия (с 2004 г. — наблюдатель при ШОС), Иран, Пакистан, Индия. В целом, понимая те проблемы и риски, которые привнес бы в ШОС каждый из новых претендентов на членство (кашмирский вопрос и гонка вооружений между Индией и Пакистаном, не подписавшими Договор о нераспространении 1968 г., объявление Ирана частью «оси зла» и его антизападная патетика), члены ШОС пришли к консенсусу, предоставив вышеуказанным странам статус наблюдателей в 2005 г.

Тем не менее, новым импульсом к взаимодействию в рамках ШОС стал рост влияния Запада, проявившийся в «цветных революциях» на постсоветском пространстве и содержавший в себе непосредственную угрозу политическим режимам центральноазиатского региона. В максимальной степени подобная тенденция проявилась в 2005 г. После подавления узбекскими властями вспыхнувших 13 мая 2005 г. в Андижане при поддержке вооруженной исламской оппозиции массовых беспорядков и отказа от предложенного США и западноевропейскими неправительственными организациями независимого расследования 29 июля руководство Узбекистана объявило о закрытии американской базы в Карши-Ханабаде и о предоставлении военным силам США 180-дневного срока для их полного вывода со своей территории [21, р. 50], что было названо А. Кули, Г. Глисоном, А. Шнайдером «основной победой ШОС в противостоянии военному присутствию США в регионе» [19; 21, р. 50; 27, р. 93]. Действия Ташкента полностью оправдывались новым ключевым документом ШОС в области безопасности — Астанинской декларацией от 5 июля 2005 г. По сути данный документ свидетельствовал о стремлении КНР и Российской Федерации не допустить длительного присутствия антитеррористической коалиции и собственно НАТО в Центральной Азии и восстановить баланс сил, нарушенный после реакции на события 11 сентября. По мнению Р. Турарбековой, возможность осуществления исламской революции в Фергане затрагивала интересы всего региона (в том числе северо-западную часть КНР), что и обусловило «полную поддержку ШОС», полученную Ташкентом, а также западные оценки подписания Астанинской декларации как факта начала создания «НАТО для Востока» (или проекта «анти-НАТО») [13, с. 98].

ШОС и КНР после 2005 г.

Несмотря на рост внимания мировой общественности к ШОС после июльского саммита в Астане, определенные проблемы в функционировании ее институтов и некоторые разногласия между ее членами привели к тому, что к концу десятилетия ШОС перестали рассматривать в качестве нового антизападного блока. Уже в конце 2005 г., когда новый всплеск активности талибов в Афганистане обусловил необходимость увеличения численности военных контингентов НАТО и закрытие баз в Центральной Азии было отложено на неопределенный срок, «ШОС была вынуждена согласиться с усилением военного присутствия НАТО» в регионе [13, с. 98].

Военно-политическое взаимодействие в рамках ШОС после 2005 г. представлено попытками углубить сотрудничество в борьбе с «тройным злом» и незаконным оборотом наркотиков; развитием РАТС; проведением совместных военных учений; оформлением Контактной группы ШОС—Афганистан; решением вопроса о дальнейшем расширении путем утверждения статуса Партнера ШОС по диалогу. Однако сотрудничество тормозилось сохранением определенных разногласий между КНР и Российской Федерацией в сфере энергетики и инфраструктурных проектов. К этому времени Пекин окончательно сформулировал постулат об «экономическом строительстве и развитии как центре государственной политики» [3, с. 19], сосредоточившись на торгово-экономической составляющей взаимодействия в ШОС. При активном участии китайской стороны были организованы неправительственные структуры организации: Межбанковское объединение (2005 г.) и Деловой Совет ШОС (2006 г.). Для Москвы же традиционно важной оставалась область безопасности [4, с. 56]. Предложение России о проведении совместных миротворческих учений ШОС и ОДКБ в 2007 г. не было поддержано КНР [22, р. 8], выступившей категорически против попыток Москвы создать в регионе антинатовский военно-политический альянс.

Кроме того, в практической деятельности организации в целом выявились некоторые противоречия и несогласованность действий ее членов. К примеру, перед проведением совместных учений «Мирная миссия—2007» в Челябинской области. Астана отказала китайским военным в разрешении перемещаться по территории Казахстана [22, р. 7]. В самой ШОС неполноценный информационный обмен, низкие темпы реализации совместных проектов, а также ограниченность контактов с другими международными организациями соотносят, как отмечает в своем интервью Генеральный секретарь организации Б. Нургалиев, с недостаточной численностью рабочего персонала, малым размером бюджета ШОС (в 2008 г. он составлял около 4 млн дол. США: по 2 млн на Секретариат и РАТС) и определенными проблемами в функционировании Совета национальных координаторов и Секретариата [10].

Разногласия между Россией и остальными членами ШОС (в первую очередь, КНР) проявились на августовском саммите в Душанбе в 2008 г., во время которого никто из партнеров не поддержал позицию Москвы по предоставлению независимости Абхазии и Южной Осетии [19], что было закреплено в Душанбинской декларации. Что касается взгляда из КНР на политическую стабильность в регионе, то, как отмечает Чжао Хуашэн, любые «потенциальные политические и социальные потрясения в ходе борьбы за власть во всех центральноазиатских республиках» есть «скрытый фактор непределенности для ШОС» [16, с. 16]. Это объясняет заинтересованность ШОС (и, собственно, КНР) в сохранении на данном этапе сложившейся политической ситуации в государствах — членах организации. В частности, ШОС выразила обеспокоенность по поводу событий в Кыргызстане в апреле 2010 г. [7] и поспешила получить от Временного правительства подтверждение о его приверженности всем обязательствам Кыргызской Республики в ШОС.

Вопрос о расширении сотрудничества с другими государствами был решен путем принятия в 2008 г. статуса «партнера по диалогу». Еще в декабре 2005 г. во время визита в Пекин на высшем уровне Беларусь заявила о желании присоединиться к ШОС в любом качестве, что было поддержано руководством КНР [9, с. 76]. Включение Беларуси (как члена ОДКБ, ЕврАзЭС и Единого экономического пространства с Россией и Казахстаном) в работу ШОС отвечало также интересам России. Летом 2009 г. на саммите в Екатеринбурге главы государств ШОС заявили о «присоединении Республики Беларусь и Демократической Социалистической Республики Шри-Ланка к сотрудничеству в рамках ШОС в качестве партнеров по диалогу» [6], а в апреле 2010 г. в Минске был подписан Меморандум о предоставлении Республике Беларусь данного статуса.

Таким образом, на основании проведенного анализа роли КНР в развитии политического взаимодействия государств — членов ШОС можно сделать следующие выводы:

1) в формировании ШОС КНР изначально играла конструктивную и активную роль, являясь разработчиком концепции, инициатором теоретического и идеологического оформления процесса создания организации, неизменно выступая за ускорение структурного оформления ШОС, усиление многостороннего сотрудничества (в первую очередь, экономического) в ее рамках;

2) Китай, участвуя в развитии сотрудничества стран — членов ШОС в области безопасности в условиях появления фактора американского присутствия в Центральной Азии, намеренно отдавал пальму первенства России, стремясь сохранить дружественные отношения с НАТО и собственно США для реализации своих планов внутригосударственного экономического роста. В то же время нежелание КНР допустить усиление России в организации и регионе в целом путем координации действий ШОС и ОДКБ объясняется тем, что обеспечение региональной безопасности в ШОС китайское руководство рассматривает исключительно как условие гарантии стабильности в регионе, позволяющей Пекину на данном этапе сдерживать сепаратистские силы «Восточного Туркестана» и сосредоточить свои основные усилия на решении тайваньского вопроса и реализации своих интересов в Юго-Восточной Азии. Стремление Российской Федерации к созданию антизападного блока противоречило интересам КНР;

3) для КНР ШОС является первой и единственной на данный момент региональной структурой многостороннего взаимодействия, инициатором создания которой в рамках «шанхайского процесса» был сам Китай, что объясняло повышенное внимание руководства страны к структурному оформлению ШОС и развитию сотрудничества в ее рамках. Возникновение данной организации было вызвано стратегической необходимостью для КНР проводить многостороннюю дипломатию в условиях активизации своих новых конкурентов в борьбе за энергоресурсы и рынки сбыта в Центральной Азии;

4) развитие политического взаимодействия стран — членов ШОС можно условно разделить на три этапа. Представляется целесообразным выделение начального этапа становления ШОС (июнь 2001 — события 11 сентября 2001 г.), этапа определенной переориентации интересов ее членов в условиях изменения расстановки геополитических сил в регионе и дальнейшей координации их действий с целью попытки восстановить утраченный баланс сил (события 11 сентября — лето 2005 г.) и этапа приспособления к сохранению военного присутствия США в Центральной Азии и сосредоточения ШОС на антитеррористической деятельности и сохранении политической стабильности в странах региона (осень 2005 г. — 2010 г.);

5) для Республики Беларусь, получившей в ШОС статус партнера по диалогу в 2009 г., чрезвычайно важным представляется наблюдение за дальнейшими позициями КНР в ШОС и приоритетными направлениями межгосударственного взаимодействия в рамках данной организации для координации своих действий при участии в проектах двух- и многостороннего сотрудничества в ШОС.

Литература

1. Ашимбаев, М. С. Геополитические перспективы Китая в Центральной Азии / М. С. Ашимбаев [Электронный ресурс] // Казахстанский институт стратегических исследований. Режим доступа: <http://www.kisi.kz/site.html?id=611>. Дата доступа: 18.04.2010.
2. Боровой, В. Р. Политика КНР в Центральной Азии (90-е гг. XX в. — начало XXI в.): дис. ... канд. ист. наук: 11.03.05 / В. Р. Боровой. Минск, 2005.
3. Ван Цзисы. Гуаньюй чжугоу чжунго гоцзи чжанлю цзи дянь каньфа = Мнения о построении китайской внешнеполитической стратегии / Ван Цзисы // Гоцзи чжэнчжи янцзю = Исследования международной политики. 2007. № 4. С. 17—23 (на кит. яз.).
4. Воронович, В. В. Эволюция Шанхайской организации сотрудничества в контексте формирования азиатской системы безопасности / В. В. Воронович // Журн. междунар. права и междунар. отношений. 2007. № 2. C. 51—59.
5. Воскресенский, А. Д. Китайские и российские факторы в Центральной Азии / А. Воскресенский, С. Лузянин // Северо-Восточная и Центральная Азия: динамика международных и межрегиональных взаимодействий: учеб. пособие / под ред. А. Д. Воскресенского; отв. сост. А. Д. Воскресенский, К. П. Боришполец. М.: МГУ; Рос. полит. энцикл. (РОССПЭН), 2004. С. 387—401.
6. Екатеринбургская декларация глав государств — членов Шанхайской организации сотрудничества, 16.06.2009 г. [Электронный ресурс] // Шанхайская организация сотрудничества. Режим доступа: <http://www.sectsco.org/RU/show.asp?id=230>. Дата доступа: 12.12.2009.
7. Заявление Генерального секретаря ШОС в связи с событиями в Кыргызской Республике, 08.04.2010 г. [Электронный ресурс] // Шанхайская организация сотрудничества. Режим доступа: <http://www.sectsco.org/RU/show.asp?id=368>. Дата доступа: 12.05.2010.
8. Лаумулин, М. ШОС — грандиозный политический блеф? / М. Лаумулин [Электронный ресурс] // Institut français de relations internationales. Режим доступа: <http://www.ifri.org/downloads/laumullinrusse.pdf>. Дата доступа: 25.01.2010.
9. Мацель, В. М. Состояние и перспективы белорусско-китайских отношений / В. М. Мацель // Пути Поднебесной: сб. науч. тр. Вып. 1, ч. 2 / БГУ; под ред. А. Н. Гордея, У Хунбиня. Минск: БГУ, 2006. С. 75—83.
10. Организационное становление ШОС произошло: интервью Генерального секретаря ШОС Б. Нургалиева корреспонденту ИТАР-ТАСС, 4 апреля 2007 г. [Электронный ресурс ] // Шанхайская организация сотрудничества. Режим доступа: <http://www.ca-oasis.info/news/?c=6&id=12338>. Дата доступа: 14.02.2010.
11. Салиев, А. А. Формирование системы региональной безопасности в Центральной Азии / А. А. Салиев, Э. Е. Усубалиев // Северо-Восточная и Центральная Азия: динамика международных и межрегиональных взаимодействий: учеб. пособие / под ред. А. Д. Воскресенского. М.: МГУ; Рос. полит. энцикл. (РОССПЭН), 2004. С. 455—458.
12. Тренин, Д. Россия между Китаем и Америкой: трехчленная конструкция Пекин—Москва—Вашингтон вновь приобретает реальные черты / Д. Тренин // Pro et Contra. 2005. № 11-12. С. 43—53.
13. Турарбекова, Р. ШОС и проблемы безопасности в Центральной Азии на рубеже столетий / P. Турарбековa // Китай в современном мире: сб. науч. тр. Вып. 8. Минск: Издат. центр БГУ, 2010. С. 95—100.
14. Хартия ШОС [Электронный ресурс] // Шанхайская организация сотрудничества. Режим доступа: <http://www.sectsco.org/RU/show.asp?id=86>. Дата доступа: 12.12.2009.
15. Цзян И. Чжунгодэ добянь вайцзяо юй шанхай хэцзо цзучжи = Китайская многосторонняя дипломатия и ШОС / Цзян И // Элосы Чжунъя Дуноу яньцзю = Исследования России, Средней Азии и Восточной Европы. 2003. № 5. С. 46—51 (на кит. яз.).
16. Чжао Хуашэн. Китай, Центральная Азия и Шанхайская Организация Сотрудничества: пер. с кит. / Чжао Хуашэн. М., 2005.
17. Шанхай хэцзуо цзучжи чэнъюаньго цзунли хуэйу цзай Бэйцзин цзюсин Вэнь Цзябао цзян хуа = Выступление Вэнь Цзябао на Совете глав правительств стран — членов ШОС в Пекине 23 сентября 2003 г. (на кит. яз.) [Электронный ресурс] // Информационное агентство Синьхуа. Режим доступа: <http://news.xinhuanet.com/newscenter/2003-09/23/content_1095574.htm>. Дата доступа: 19.04.2010.
18. Andornino, G. People’s Republic of China at 60 / G. Andornino [Electronic resource] // Instituto per gli Studi di Politica Internazionale. Mode of access: <http://www.ispionline.it/it/documents/PB_160_2009.pdf>. Date of access: 06.04.2010.
19. Cooley, A. Cooperation Gets Shanghaied / A. Cooley [Electronic resource] // Foreign Affairs. Mode of access: <http://www.foreignaffairs.com/articles/65724/alexander-cooley/cooperation-gets-shanghaied>. Date of access: 16.02.2010.
20. Gleason, G. Inter-State Cooperation in Central Asia: from the CIS to the Shanghai Forum / G. Gleason // Europe-Asia Studies. 2001. V. 53. N 7. P. 1077—1095.
21. Gleason, G. The Uzbek Expulsion of U. S. Forces and Realignment in Central Asia / G. Gleason // Problems of Post-Communism. 2006. V. 53. N 2. Р. 49—60.
22. Hansen, F. The Shanghai Cooperation Organization: probing the myth / F. Hansen [Electronic resource] // Royal Danish Defence College. Mode of access: <http://www.forsvaret.dk/FAK/Publikationer/Briefs/Documents/The%20Shanghai%20Co-operation%20Organisation%20-%20Probing%20the%20Myths.pdf>. Date of access: 28.01.2010.
23. Maksutov, R. The Shanghai Cooperation Organization: a Central Asian Perspective / R. Maksutov [Electronic resource] // SIPRI project paper. 2006. Mode of access: <http://www.sipri.org/research/security/euroatlantic/sipri_prod_material/project_papers/ruslan_SCO>. Date of access: 21.03.2010.
24. Medeiros, E. China’s International Behavior / E. Medeiros [Electronic resource] // Rand Corporation. Mode of access: <http://www.rand.org/pubs/monographs/2009/RAND_MG850.pdf>. Date of access: 14.03.2010.
25. Pan Guang. The Shanghai Cooperation Organization in the context of international antiterrorist campaign / Pan Guang // Central Asia and the Caucasus. 2003. N 3 (21). P. 49—56.
26. Swanstrom, N. China and Central Asia: a new great game or traditional vassal relations? / N. Swanstrom // Journal of contemporary China. 2005. N 14 (45). P. 569—584.
27. Sznajder, A. China’s Shanghai CO Strategy / A. Sznajder // Journal of IPC. 2006. N 5. P. 93—102.
28. Terrorist Exclusion List, 29 December 2004 [Electronic resource] // U. S. Department of State. Mode of access: <http://www.state.gov/s/ct/rls/other/des/123086.htm>. Date of access: 29.05.2010.