журнал международного права и международных отношений 2010 — № 2

международные экономические отношения

Промышленная политика в транзитивной экономике

Елена Филипенко

Необходимость перехода к активной промышленной политике вызвана тем, что большинство отечественных производств относятся к третьему и четвертому технологическому укладу, т. е. технологиям, созданным еще в середине прошлого столетия. Намного реже встречаются производства пятого уклада. В то же время в развитых странах активно осуществляется переход к шестому технологическому укладу, т. е. к рынку высокотехнологичной продукции. Следует признать, что современная промышленная политика ориентирована скорее на воспроизводство в условиях уже сложившейся технологической структуры, нежели на создание новой отраслевой структуры промышленности и переход к новому технологическому укладу. Нужно отметить, что в современной отечественной и западной экономике речь скорее идет не столько о надобности промышленной политики, сколько о том, какой она должна быть, и насколько велико должно быть участие государства в ее реализации. Ведь по сути любая экономическая политика является одновременно и промышленной.

Интерес к феномену промышленной политики появился к середине 1990-х гг., после распада СССР, когда назрел вопрос выбора пути развития. В это время появилось достаточное количество публикаций, особенно российских авторов (С. Батчиков [6], Л. Бляхман [7], Ю. Винслав [11], М. Ершов [14], В. Карачаровский [15], В. Кириченко [16] и др.), пытающихся предложить концепцию промышленного развития и выхода из кризиса. Среди белорусских авторов следует отметить И. М. Абрамова [1] и А. М. Сасима [21], исследовавших эволюцию промышленной политики в Республике Беларусь и проблемы реформирования белорусской экономики. Тем не менее, достаточного внимания теоретическим аспектам феномена «промышленная политика» в данных публикациях не уделялось.

Целью данной статьи является рассмотрение теоретических основ промышленной политики и необходимости ее разработки в странах с транзитивной экономикой.

На необходимость государственного вмешательства и активного влияния на промышленность в свое время обращал внимание Д. И. Менделеев [18, с. 178], подчеркивая, что именно от правительственной инициативы зависит современное состояние и историческое развитие страны. Промышленность — это именно та отрасль экономики, которая выпускает продукцию, «…необходимую для стабильности и прогресса экономики государства в целом…» [8]. Как справедливо отмечает В. Ф. Байнев, именно в промышленности «…в наибольшей мере сконцентрированы высокотехнологические и наукоемкие производства, — это именно та отрасль, развитие которой не просто определяет место страны в иерархии технологически развитых держав, но и дает ей шансы на элементарное выживание в обостряющейся глобальной конкуренции» [5, с. 14]. Таким образом, очевидно, что промышленность является своего рода «локомотивом», обеспечивающим потенциал роста другим отраслям, а также экономическую безопасность страны в целом.

Сама по себе необходимость наличия развитой промышленности в государстве не объясняет потребности разработки промышленной политики. Сторонники и противники промышленной политики приводят достаточно весомые аргументы «за» и «против». Так, противники промышленной политики считают, что она чаще всего сводится к лоббированию интересов отдельных отраслей в отношении вопроса о предоставлении субсидий и налоговых льгот или ограничения импорта, поскольку эти преференции видоизменяют конкуренцию на рынке [19, с. 63]. Кроме того, считается, что государство не может точно знать, какие отрасли или технологии являются перспективными с точки зрения поддержки их развития. Но эти замечания уязвимы для критики, поскольку, во-первых, ни один экономист не может абсолютно точно утверждать, что рынок всегда осуществляет эффективную аллокацию. На это способен только «совершенный рынок», описанный в теории А. Смита. На практике подобных рынков не существует, а тем более в странах с транзитивной экономикой. Во-вторых, когда государство определяет перспективные направления развития и технологии, то в своем выборе оно ориентируется на исследования и мнения экспертов в области экономики, науки. И действительно перспективные направления развития в промышленности уже давно ни для кого не являются тайной (это производства 4—6-го технологических укладов), к тому же любой ученый, занимающийся той ли иной проблематикой, всегда аргументировано объяснит ее необходимость и актуальность. И главный аргумент «за» состоит в том, что в современных условиях именно государство должно брать на себя риски, связанные с развитием инновационных направлений, т. е. тех, которые в будущем, возможно, определят его конкурентные преимущества и в которых привлекательность и рентабельность на начальном этапе слишком малы. Государство не в состоянии заставить предприятия идти на инновации, оно создает лишь условия, им способствующие. Таким образом, положительный эффект от промышленной политики может быть значительно выше ее издержек: «…в ориентированной на инновации промышленной политике преимущества перевешивают вероятные ошибки. Это в конечном итоге соответствует действительности еще и потому.., что инновации порождают динамичные эффекты, которые не фиксирует статическая теория» [24, с. 34].

Промышленная политика начала формироваться в период становления индустриальной экономики. Необходимость регулирования хозяйственных процессов в индустриальной экономике подчеркивал в свое время основоположник ордолиберального направления В. Ойкен [20, с. 110]. Ученый отмечал, что именно в индустриализированной экономике постоянно возникают неизбежные нарушения равновесия. Порождаются данные процессы различными явлениями, например техническими нововведениями. Для того чтобы экономический процесс приблизить к новому состоянию равновесия, данные нарушения необходимо устранять. С этой задачей призвана справляться система регулирования, «…которая встроена в экономический порядок индустриализированного хозяйства» [20, с. 110]. Можно предположить, что В. Ойкен не отрицает необходимости государственного регулирования и разработки экономической политики в индустриальной экономике, а также процесса перехода к ней. Таким образом, промышленная политика берет свое начало именно в процессе индустриализации и является ее неотъемлемым элементом. Промышленная политика появляется тогда, когда государство вступает в стадию индустриализации, что вызвано не просто укрупнением и усложнением производства, а необходимостью регулирования стихийного развития, оптимизации обмена между природой и обществом.

Механизм «невидимой руки», который в свое время изложил Адам Смит и по которому не одно столетие жила Западная Европа, начал «давать сбои» с момента перехода к крупномасштабному индустриальному производству. Основополагающим институтом являлась конкуренция, которая не всегда способна была привести рынок в первоначальное состояние равновесия. Во второй половине XIX в. начали нарастать кризисы общественного воспроизводства и внутренние социальные противоречия (между классом владельцев капитала и пролетариатом). Все более очевидным становилось нарастание разрыва между классами, в большей степени за счет ухудшения положения пролетариата. В этих условиях назрел вопрос о необходимости «…сознательного регулирования индустриальных производительных сил в общественных интересах, устраняющего диспропорциональность общественного воспроизводства, порождающую разрушительные экономические кризисы, отчуждение человека как от природы, так и от его собственных производительных сил и на этой основе подчиняющего экономический рост задачам гармоничного развития личности» [22, с. 157]. Ответом стала научная концепция К. Маркса. Как отмечал Дж. Гэлбрейт, «не социалисты враги рынка, а передовая техника, а также диктуемые ею специализация рабочей силы и производственного процесса. …В силу этих обстоятельств рыночный механизм начинает отказывать как раз тогда, когда возникает необходимость исключительно высокой надежности» [13, с. 71].

В современном мире прочно устоялось представление о том, что роль промышленного производства с каждым годом стремительно снижается, так как развитые страны завершают переход в стадию постиндустриального общества, что в свою очередь подтверждается статистическими данными: объемом промышленного производства в структуре ВВП, количеством занятых в промышленном производстве и т. д. Однако ряд ученых не согласны с данным утверждением приводя в подтверждение собственные исследования [3]. Проведя проверку по данным официальных межотраслевых балансов (таблиц «затраты—выпуск»), С. Губанов убедительно доказал, что «…развитие ведущих держав современности движется за счет производства средств производства, а не услуг» и что «…совокупное конечное потребление домохозяйств США почти на 2/3 обеспечивается не услугами, а материальными товарами» [12, с. 13]. Что касается утверждения о том, что в структуре занятости около 60 % занимает сектор услуг, то, к примеру, в США в добывающей и обрабатывающей промышленности числятся только рабочие. Инженеров и административно-управленческий персонал относят к различным областям услуг. Таким образом, «с помощью принятого способа группировки сектор услуг превращается в доминирующий искусственно, чисто статистическими приемами. Называя вещи своими именами, — путем статистического подлога» [12, с. 14]. Возможно, подобными статистическими манипуляциями «Запад желает направить развивающиеся и переходные страны по заведомо ложному пути преимущественного развития сектора услуг, связанному с ослаблением их промышленного, а значит, экономического потенциала, ведущему к усилению зависимости от глобального центра» [3, с. 48]. Этой точки зрения придерживается и А. Амосов. «Статистика вполне правомерно относит их на профессиональные услуги, — пишет он. — Но по смыслу — это элемент нового индустриального развития, а отнюдь не "постиндустриальной" деятельности» [2, с. 24]. Он отмечает, что в современных условиях на одного рабочего промышленного предприятия приходится большее количество работников различных конструкторских бюро и логистических, исследовательских центров и других предприятий, что в свою очередь вовсе «…не означает, что наступил "закат" промышленных предприятий как таковых. Профессиональные услуги без промышленных предприятий не имеют смысла. Устаревшие предприятия закрываются, на смену им создаются новые. По-прежнему ядро развития сосредоточено в машиностроении. Меняется лишь соотношение между занятыми непосредственно на производстве и в профессиональных услугах» [2, с. 24]. Стоит заметить, что модернизация ряда обрабатывающих отраслей (химической, пищевой и т. д.) сопровождается увеличением затрат на НИОКР и совершенствованием технологии, что по статистике приводит к увеличению доли услуг, хотя на самом деле связано «…с новым индустриальным развитием» [2, с. 24]. К тому же рост удельного веса услуг связан с индустриализацией жилищно-коммунального хозяйства, здравоохранения и т. д.

Таким образом, можно утверждать, что машинные технологии продолжают активно распространяться на различные виды услуг, что можно интерпретировать не как конец индустриализации, а как новый качественный виток в ее развитии. Действительно следует признать тот факт, что большая доля создаваемого ВВП приходится именно на посредническо-спекулятивный сектор: «…в сфере услуг с помощью банальной спекуляции и сопутствующей ей рекламы "создается" в 2—4 раза больший валовой продукт, чем в секторе материального производства, благодаря чему выше оказывается и ее рентабельность. Если же к данному валовому продукту добавить услуги в обыденном понимании этого термина (бани, прачечные, парикмахерские, комбинаты бытового обслуживания и т. п.) в объеме до 20 % ВВП, то в итоге и получается характерное для стран с развитой рыночной экономикой соотношение между секторами материального производства и услуг 1 : 3. Иными словами, в рыночно-спекулятивной и рекламной сфере экономики услуг накручивается до 50 % ВВП страны, однако вполне очевидно, что высокая рентабельность посреднической деятельности обеспечивается банальным перераспределением в пользу бесчисленных посредников, рекламодателей и их кредиторов добавленной стоимости, создаваемой в сфере материального производства» [4, с. 22]. Таким образом, теория постиндустриального общества, «навязываемая» западными странами и предполагающая сокращение доли промышленного производства и увеличение доли услуг, в конечном счете может привести к падению конкурентоспособности национальной экономики. К тому же, как показывают исследования, сами страны не так четко придерживаются распространяемой ими теории.

П. Хоукен пишет о том, что «различные выплаты и пособия, включая по безработице по принятой методике, включаются в состав ВНП и создают иллюзию экономической активности. Более того, безработица ведет к увеличению потребления алкоголя, росту преступности, психических расстройств и т. п. В результате усиливается активность полиции и повышается загрузка медицинского персонала. И хотя очевидно, что все это негативные явления в жизни общества, они положительно отражаются на динамике ВНП» [см.: 9, с. 39]. В современном мире уже давно общепризнанным является измерение уровня экономического развития динамикой ВВП, что не всегда корректно. Так, к примеру, эпидемия «свиного» гриппа, при прочих равных условиях, может привести к росту ВНП за счет увеличения выпуска медикаментов и повышения стоимости медицинского обслуживания. Отсюда можно сделать вывод о формализме в расчетах таких показателей, как ВВП и ВНП.

Д. В. Валовой вслед за классиками политэкономии утверждает, что «…единственным источником богатства и его мерой является труд» [9, с. 38]. Таким образом, производительный труд — это труд, создающий товары и услуги. Но в современной западной экономической теории труд финансистов и рыночных спекулянтов также приравнен к производительному труду, как труд, к примеру, промышленных работников. Д. В. Валовой [10] неоднократно призывал в качестве расчетов, которые наиболее адекватно отражают структуру, качество и эффективность производства, использовать метод В. Леонтьева [см.: 17] «затраты—выпуск», основные достоинства которого заключаются в том, что расчеты основываются на трудовых, натуральных и стоимостных показателях. Данный метод, определяющий 600—800 видов продукции, от которых зависит жизнеобеспечение населения и безопасность государства, позволяет строго контролировать их выпуск в натуральных и стоимостных показателях. По нашему мнению, расчеты по данному методу будут отражать информацию, более соответствующую действительности, и объективно позволят снизить затраты на единицу продукции путем ликвидации промежуточных звеньев.

Но в настоящее время — это не единственная проблема. Опережающими темпами развивается так называемый «третичный сектор экономики», или финансовый сектор. В развитых странах он уже достиг своего критического значения, что привело к финансовому кризису. Тем не менее, страны продолжают его развивать, не обращая внимания на угрожающие перспективы. Как отмечает А. И. Татаркин, «к настоящему времени до 70 и более процентов ВВП этих стран производится в третичном секторе производства и по сути является фиктивными ценностями (товарная марка, рыночный курс валют и акций формирование имиджа продукта, юридические услуги и прочее), не повышающими эффективности функционирования экономики, а обслуживающими обращение фиктивного капитала и "высасывающего" из реального сектора монопольный доход владельцам спекулятивного капитала» [23, с. 80—81]. Очевидно, что в таких условиях исключается возможность эффективного и устойчивого развития реального сектора экономики, так как, естественно, спекулятивный капитал не обеспечен реальными ресурсами. В развивающихся странах масштабы распространения спекулятивного капитала еще не приобрели таких масштабов, тем не менее, в условиях глобализации и интеграции он начинает проникать в их экономику. Причин этому в России, по мнению экономиста, несколько: «Первая из них касается приоритетного развития финансового сектора при активной поддержке этих процессов со стороны государства и при соответствующем ограничении подобной поддержки отраслям реального сектора... Вторая — бесконтрольное поощрение увеличения иностранных инвестиций, преимущественно в виде спекулятивного капитала в реальный сектор экономики, очень быстро ослабило последний, лишив его инновационного развития и возможностей реструктуризации на новой технической, технологической и организационной основе» [23, с. 79]. Против самих инвестиций возражений быть не может, важна их инновационная составляющая, которая в данном случае не превышала 0,3 %.

Таким образом, все вышеизложенное должно приниматься во внимание правительством Республики Беларусь при разработке программ социально-экономического сотрудничества, чтобы не допустить подобного спекулятивного «разбухания» в экономике нашей страны и защитить, в первую очередь, свои национальные интересы без ослабления промышленного производства путем разработки и реализации промышленной политики.

Литература

1. Абрамов, И. М. Проблемы реформирования белорусской экономики / И. М. Абрамов, О. С. Булко, И. В. Колесникова. Минск: Ин-т экономики НАН Беларуси, 1996.
2. Амосов, А. К дискуссии о новой индустриализации / А. Амосов // Экономист. 2009. № 6. С. 21—26.
3. Байнев, В. Ф. Социально-экономическое развитие и «ловушки» рыночного либерализма: курс на неоиндустриализацию / В. Ф. Байнев, В. Т. Винник; под общ. и науч. ред. В.Ф. Байнева. Минск: Право и экономика, 2009.
4. Байнев, В. Услуги в системе глобального финансового тоталитаризма / В. Ф. Байнев // Финансы. Учет. Аудит. 2008. № 6. С. 21—24.
5. Байнев, В. Ф. Факторы деиндустриализации и девальвация национальной валюты как важнейший из них / В. Ф. Байнев // Белорус. экон. журн. 2009. № 3. С. 14—24.
6. Батчиков, С. Промышленная политика в реформационном выборе России / С. Батчиков, Ю. Петров // Рос. экон. журн. 1997. № 10. С. 12—28.
7. Бляхман, Л. Глобализационное измерение реформы и задачи промышленной политики / Л. Бляхман // Там же. 2001. № 3. С. 3—14.
8. Большая энциклопедия: в 62 т. Т. 30. М.: ТЕРРА, 2006.
9. Валовой, Д. В. «Вал», развал и удвоение ВВП / Д. В. Валовой // Труд и социальные отношения. 2004. № 2(26). С. 35—42.
10. Валовой, Д. В. Не повторить бы ошибок советской поры… / Д. В. Валовой // Финансовый контроль. 2003. № 8(21). С. 8—16.
11. Винслав, Ю. Утверждая научные принципы управления интегрированными корпорациями / Ю. Винслав // Рос. экон. журн. 2001. № 10. С. 15—29.
12. Губанов, С. Неоиндустриализация плюс вертикальная интеграция (о формуле развития России) / С. Губанов // Экономист. 2008. № 9. С. 3—27.
13. Гэлбрейт, Дж. Новое индустриальное общество / Дж. Гэлбрейт. М.: Прогресс, 1969.
14. Ершов, М. О формировании приоритетов промышленной политики / М. Ершов // Рос. экон. журн. 2006. № 1. С. 3—12.
15. Карачаровский, В. Как преодолеть «низкотехнологичное равновесие» (об итогах рыночной адаптации российских наукоемких предприятий и необходимости особых мер государственной промышленной политики) / В. Карачаровский // Там же. 2005. № 9-10. С. 41—56.
16. Кириченко, В. Реформационный процесс и становление государственной промышленной политики России / В. Кириченко // Там же. 1999. № 8. С. 3—21.
17. Леонтьев, В. Исследование структуры американской экономики / В. Леонтьев. М.: Прогресс, 1958.
18. Менделеев, Д. И. Проблемы экономического развития России / Д. И. Менделеев. М.: Прогресс, 1957.
19. Михайленко, Е. Методологические аспекты структурирования национальной экономики и национального рынка / Е. Михайленко // Экономика Украины. 2003. № 5. С. 60—66.
20. Ойкен, В. Основные принципы экономической политики / пер. с нем. Л. А. Козлова, Ю. Н. Куколева. М.: Прогресс Универс, 1995.
21. Сасим, А. М. Промышленность Беларуси в XX столетии: учеб. пособие / А. М. Сасим. Минск: Экоперспектива, 2001.
22. Сорокин, Д. Е. Россия перед вызовом: политическая экономия ответа / Д. Е. Сорокин. М.: Наука, 2003.
23. Татаркин, А. И. Мировой финансовый кризис и возможности реального сектора российской экономики / А. И. Татаркин, Д. А. Татаркин // Экономика. Налоги. Право. 2009. №. 3. С. 77—96.
24. Шпэт, Л. Промышленная политика — соблазн, перед которым невозможно устоять / Л. Шпэт // Политэконом (Politekonom). 1996. № 4. С. 32—34.